Редакция массового всеукраинского научно-практического журнала «Промислова Безпека», ознакомившись со статьей «Имитационная модернизация: от безопасности к "рискам"» задает дополнительные вопросы от имени своих читателей:  

1. Считает ли автор, что западная модель обеспечения промышленной безопасности хуже той, что была при СССР? Если да, то почему там меньше травмируется и гибнет на производстве?  

2. Будут ли работать, будут ли эффективными в России и Украине стандарты, принятые в Евросоюзе, в частности OHSAS1801 и другие. Могут ли они быть альтернативой бывшим ГОСТам?  

3. Автор критикует теорию управления рисками, но ведь она работает на территории Украины, по крайней мере очагово (Николаевский глиноземный комбинат). Разве стремление выйти на европейский рынок, не стимул внедрения на предприятиях европейских же стандартов и систем управления безопасностью?  

4. Что же делать, какая альтернатива модернизации, если на Российском примере она всего лишь "вестернезация"? 

Ответ 4: Безопасная модернизация Свободы>>

Крупные промышленные аварии настойчиво посылают грозные сигналы опасности. Распознать их у нас все чаще и нечем, и некому. Утрата инструментов рефлексии быстро топит бесценный трагический опыт в информационном шуме до очередного всплеска от следующей «непонятной» аварии. Ослабленное государство, зачаточный бизнес и привойное среднеклассное общество не предлагают внятного ответа на оформившиеся техногенные угрозы из промышленной части техносферы. Рано или поздно тяжесть техногенных потерь придется взвалить на свои плечи большинству обитателей постсоветских техноландшафтов – сбросить свои производственные издержки обеспечения безопасности на страны третьего мира нам вряд ли удастся.

Введение и ответы на первые два вопроса см. здесь>>

3. Автор критикует теорию управления рисками, но ведь она работает на территории Украины, по крайней мере очагово (Николаевский глиноземный комбинат). Разве стремление выйти на европейский рынок, не стимул внедрения на предприятиях европейских же стандартов и систем управления безопасностью?

Никакой научной теории управления рисками не может быть по определению. Согласно известным положениям теории управления, управлять можно лишь объектами или процессами. Ни тем, ни другим риск не является. Риск – это всего лишь один из многих показателей опасности производственных объектов, а не сам объект и даже не его свойство. Другими словами техногенный риск – мера техногенной опасности, характеризующая как возможность возникновения аварий и травм, так и их тяжесть. Буквальное управление мерой подобно манипуляциям с гирями при взвешивании товаров. Чем же тогда следует управлять, чтобы выжить в изношенной отечественной промтехносфере?

Деятельно управлять можно лишь процессами или объектами, а не их свойствами, и уж тем более не параметрами и показателями. Опытный водитель управляет автомобилем, а не стрелкой спидометра. Измеряя в том числе и скорость, он корректирует свои управляющие воздействия на автомобиль. Управленцы риском подобны заклинателю стрелки спидометра (или стрелки рискометра), а то, куда, и с какой скоростью действительно двигается автомобиль (или опасный производственный объект) они либо не знают (вторичные манипуляторы), либо умалчивают (активные манипуляторы). Первые (их большинство) едут неизвестно куда и зачем, зато быстрее и, как им кажется, «прогрессивнее» других (многие искренне считают, что «едут в Европу»). Вторые (их меньшинство) используют невежественный энтузиазм первых в своих корыстных интересах.

В отсутствии плодотворной теории, нацепив парик научности, практика управления риском совсем неплохо работает во благо «теплиц прогресса». Внедрение «теорий управления рисками» обязательно показано предприятиям, конкурирующим за место в мировом разделении труда периферий. Анклавная «теплица прогресса» должна нежно обустроиться в нерыночном окружении, наладить оттуда прием ресурсов и организовать туда неназойливый сброс издержек, в том числе и производственных опасностей. Последние в части травмирования поглощаются персоналом, а в части последствий масштабных аварий – местным окружением и госслужбами спасения. Для этого в формализмах «управления риском» разрабатывается много специальных механизмов – от управления формами статотчетности и до манипуляций успокоительными докладами о достижении «приемлемого риска».

Подавляющее большинство ответственных за внедрение «управления риском» злонамеренные планы не вынашивает. Все получается «как бы само собой», никто никаких угрызений совести не может испытывать по определению, иначе выходит, что «прогрессивные» не управились с риском передачи «лузерам» издержек опасного производства.

Специалисты искренне вчитываются в блуждаемые по инстанциям абракадабры переводов ISO 900х, ISO 1400х, OHSAS 1800х и проч. А в практической работе вынуждены применять свои институтские и производственные знания из ГОСТов (СНиП, РД, ПБ, НТД, МУ, ПУЭ и др. норм и правил), маскируя их под евроопыт «ISO-OHSAS». Ранее система ГОСТ-регулирования в той же промбезопасности поддерживалась снизу знаниями рабочих и инженеров, а сверху, через администрацию предприятия, – силой государства (многие еще помнят, что «несоблюдение стандарта преследуется по закону»). Теперь несоблюдение «ISO-OHSAS» преследуется рынком, а на администрацию давит и государство (слабо и коррупционно) и транснациональные корпорации (сильно и приятно). Последнее более похоже на массаж и весьма почетно, особенно после присяги «общечеловеческим ценностям», подтверждением которой и являются сертификаты соответствия «ISO-OHSAS», как мухи облепившие евроофисные стены топ-менеджеров.

Результаты управления «качеством», «окружающей средой» и «риском» в России и Украине хорошо известны – по сравнению с доперестроечным уровнем, объем производства «качественно-эко-безопасной» и всей иной промышленной продукции упал в России и Украине к концу 1990-х более чем в 2 раза (рис.1).

Только в докризисном 2008 г. новый укрпром достиг и незначительно превысил уровень УССР, а роспрому планка РСФСР пока не покорилась (для сравнения: в Белоруси падение было в 1,6 раза, а уже к 2007 г. опережение над БССР составило более чем 1,8 раза). Два десятилетия затрачены на смену типа хозяйства – в результате в промышленности получили дореформенный уровень с наполовину изношенными основными фондами, а в промышленной безопасности – отстающий спад аврийности на этапе деиндустриализации, а на стадии «подъема с колен» – череду крупных и непонятных аварий. Причем вал сигналов средних и мелких аварий и травм успешно глушится «управлением риском». Хорошо известно, что на одну крупную аварию приходится сотни средних и тысячи мелких, а о них то ничего и неслышно – их по «управлению риском» беззвучно поглащает внерыночная периферия.

О стремлении выйти на европейский рынок, со стимулом внедрения на предприятиях европейских же стандартов и систем управления безопасностью проще посмотреть на предложенном редакцией «очаговом» примере Николаевского глиноземного завода (далее – НГЗ). Завод с проектной мощностью производства методом Байера 1 млн. тонн глинозёма в год был построен в УССР совместно с «Алюминиум Пешине», «Лурги» и другими западными фирмами, введен в эксплуатацию в 1980 году. В 2000 г. завод включен в производственную цепочку компании «Русский алюминий» с условием строительства в Украине алюминиевого завода мощностью не менее 100 тысяч тонн в год (достаточно быстро выяснилась нерентабельность проекта из-за бедности местных энергоресурсов). В августе 2004 года это стратегическое обременение удалось обменять на «экологический» план по модернизации и увеличению производственной мощности НГЗ в течение 5 лет до 1,7 млн. тонн глинозема в год. По данным пресс-служб РУСАЛа с 2000 по 2010 г. в модернизацию производства инвестировано более 320 млн. долларов. Была проведена модернизация конвейерного тракта подачи бокситов, введена в работу схема «подслащения» на пяти автоклавных батареях с баковой аппаратурой, заменены пять фильтров ЭПАС на фильтры МВЖ-250 с установкой дополнительной баковой аппаратуры, модернизировано насосное хозяйство глиноземного производства. Ведутся пуско-наладочные работы на шаровой мельнице мокрого размола, реконструируется четвертая выпарная батарея и оксалатная установка. В 2004 г. введено в эксплуатацию шламохранилище №2  с технологией «сухого» складирования красного шлама и проектной мощностью 1,5 млн. куб. м в год. Осуществляется разработка проекта рекультивации чаши введенного в эксплуатацию в 1980 г. «мокрого» шламохранилища №1 (20 млн. куб. м красного шлама), ведется строительство локальных очистных сооружений, реконструкция ливневой канализации. Все оборудование, являющееся источником выделения твердых загрязняющих веществ, снабжено пылеочистными сооружениями. За 2001-2007 гг. на выполнение природоохранных мероприятий было затрачено 54,6 млн. долларов.

На сегодня НГЗ – одно из крупнейших в Европе предприятий цветной металлургии, оснащенное современным оборудованием. Единственный украинский конкурент, Запорожский алюминиевый комбинат, гораздо старее (1933 г.в.), имеет втрое меньшие производственные мощности, не удостоен сертификатами «ISO-OHSAS», и также принадлежит РУСАЛу.

Известно, что «Российский алюминий» использует толлинговую схему, при которой сырьё[Компания RTI Limited с о-ва Джерси является собственником сырья, а также произведённого из него алюминия (Ю.Федоринова. Остров везения. // Ведомости, № 2 (2520), 12.01.2010] поставляется из-за границы на российские алюминиевые заводы, перерабатывается там, а алюминий снова вывозится за границу. Другими словами на экспорт отправляется овеществленная в алюминии энергия сибирских рек. Почетное место в обеспечении энергетической безопасности западных потребителей получил и НГЗ, преобразующий гвинейские и гайанские бокситы в украинский глинозем. Основную часть его себестоимости, по данным пресс-службы НГК, составляют затраты на сырье (до 40%), тепло-энергоресурсы (почти 30%) и транспорт.

Украинский глинозем неплохо экспортируется. Но на европейский рынок НГЗ выходит не с конкурентоспособным евроглиноземом, а с толлинговой схемой. В Украине остаются налоги НГЗ (около 6,4 % сводного бюджета г. Николаева в 2008 г.), занятость 1,5 тыс. николаевцев (сокращены около 5,5 тыс. чел.) и производственные [2]  опасности. К ним в первую очередь относятся пылевыделения с тяжелыми металлами. Вблизи глиноземных производств пылевые выпадения из атмосферы имеют высокие коэффициенты концентрации B, Be, Y, F, Ba, Sr, Cr, Cu, Li, Zn и Ni. Состав выбросов глиноземного производства определяет щелочной характер снеговых вод и способствует миграции в почвы и природные воды экологически опасных элементов: Cr, V, Mo, F, Be, Zn, Li, Y, Al и Сu. Шламохранилища и отстойники отходов глиноземного производства могут загрязнять подземные воды щелочными металлами, сульфатами, хлоридами, Al, Ba, V, Mo, Ni, Pb, F, Cr, Ti, Mn, B, Be, Sr и Ga.