Журнал «Атомная стратегия» № 12, июль 2004 г. Авторы: А.М.Агапов, к.т.н., начальник Управления ЯРБ ФААЭ; Г.А.Новиков, д.т.н., профессор, зам. начальника Управления ЯРБ ФААЭ; Р.В.Арутюнян, д.ф.-м.н., проф., первый зам. директора ИБРАЭ РАН; Е.М.Мелихова, к.ф.-м.н., зав. лабораторией ИБРАЭ РАН
Кто помог создать «чернобыльский» миф?
Вопросы ядерного и радиационного терроризма привлекают сегодня внимание всех слоев общества. Один за другим на широкий телевизионный экран выходят новые детективные сериалы, где «агенты национальной безопасности» обезвреживают террористов, пытающихся взорвать атомную станцию, украсть ядерный боезаряд, захватить атомную субмарину. Для широкой публики, воспитанной на подвигах Джеймса Бонда, более понятным и впечатляющим является именно ядерный терроризм, радиационная тема в средствах массовой информации обсуждается крайне редко.
Хотя до сих пор ни одного достоверного факта ядерного терроризма не зафиксировано, специалисты активно продолжают совершенствовать системы защиты ядерно– и радиационно-опасных объектов от террористических угроз. Надо сказать, что в соответствии с законодательными нормами, существующими во всех ядерных странах, и международными договорами в этой области, вопросам защиты ядерных объектов и материалов всегда уделялось самое серьезное внимание. Тем не менее, ужесточение мер защиты и ответственности за их нарушение представляется вполне обоснованной реакцией на новые угрозы. Такие угрозы уже звучали, например, в ноябре 1994 года после вынесения судом Литвы смертного приговора одному из лидеров преступной группировки, местный криминалитет угрожал устроить взрыв на Игналинской АЭС (взрывное устройство обнаружено не было). Сегодня в отрасли начаты работы по обновлению перечня критически важных ядерных и радиационных объектов. Для повышения противодиверсионной и антитеррористической устойчивости на каждом предприятии прорабатываются все возможные варианты проникновения, анализируется уязвимость объектов по каждому сценарию, проводятся меры по усилению охраны и физической защиты.
Угроза радиационного терроризма выглядит на первый взгляд менее масштабно и потому мало привлекает внимание широкой публики. Однако, по мнению специалистов, вероятность ее возникновения значительно выше по нескольким причинам. Во-первых, из-за широкой распространенности источников ионизирующего излучения (ИИИ) в разных сферах народного хозяйства (промышленность, сельское хозяйство, медицина, автономные источники питания) и несовершенства системы учета, лицензирования, регулирования, контроля невозможно пресечь все пути незаконного перемещения ИИИ, особенно в неатомной индустрии. Подтверждением реальных сложностей в организации действенного учета и контроля может служить большое количество постоянно обнаруживаемых «бесхозных» источников, а также значительное число краж ИИИ. В России за 1997–2001 годы найдено 38 «бесхозных» источников и зарегистрировано 50 краж. Примерно такая же ситуация и в других промышленно развитых странах мира – например, в США ежегодно теряется до 200 радиоактивных источников. Кроме того, в отличие от ядерного взрывного устройства, «грязную радиоактивную бомбу» гораздо проще создать и доставить в нужное место.
Хотя случаев реального применения террористами радиоактивных веществ также не было, угрозы были и в России, и в мире. В ноябре 1995 года чеченские боевики уже угрожали москвичам взорвать контейнеры с радиоактивным цезием в Измайловском лесопарке. В октябре 2002 года в американские спецслужбы арестовали алькаидовца, который планировал взорвать «грязную бомбу» на территории США. В свете новых угроз проблемы радиационного терроризма и меры по противодействию ему все более активно обсуждаются государственными чиновниками, ответственными за организацию защиты населения в случае ЧС. Однако при этом зачастую не учитывается, что радиационный терроризм не сводится только к радиационной опасности, масштаб последствий такого события во многом зависит от того, как люди воспримут эту опасность.
Действительно, все общество в целом, практически все его профессиональные и социально-общественные группы, включая представителей органов власти, занимающихся вопросами экологического регулирования (за исключением узкопрофессионального атомного сообщества), находятся в плену глубоко укоренившихся «радиационных страхов». Страх перед радиацией делает общество крайне уязвимым перед угрозой радиационного терроризма. В совокупности с общедоступностью приборов для детектирования самого незначительного повышения радиационного фона этот страх делает систему в целом существенно неустойчивой: при малейшей угрозе теракта с применением источников радиации срабатывают механизмы социального усиления риска. В этом случае величина косвенного ущерба от вызванной страхом неадекватной поведенческой реакции неизбежно превзойдет все последствия от собственно радиационного облучения (рис. 1).
Рис. 1
Непосредственные потери в случае радиационного теракта – это гибель людей при взрыве или потеря ими здоровья, а также возможные разрушения или повреждения инфраструктуры, потери имущества, расходы на ликвидацию последствий теракта и меры по защите населения и реабилитации загрязненных территорий. Результатом неадекватного восприятия обществом радиационной опасности могут стать:
• Ухудшение социально-психологической обстановки не только в подвергшихся значимому радиоактивному загрязнению районах, но и на больших территориях, где незначительные изменения в радиологической ситуации могут быть зарегистрированы, но при этом никаких негативных последствий вызвать не могут;
• Отток молодежи и людей трудоспособного возраста, потери трудового и человеческого потенциала региона. Напуганные люди будут стремиться уехать сами и увезти детей из «загрязненных» регионов. Может оказаться нарушенным весь уклад жизни и деятельности оставшейся части населения;
• Издержки на изъятие из нормального хозяйственного обращения части загрязненных территорий, возможное закрытие сельскохозяйственных и промышленных предприятий, выпускающих загрязненную продукцию, снижение покупательского интереса к производимой в районе теракта продукции;
• Обесценивание недвижимости в загрязненном регионе, потери прибыли от торговли, туризма и т.п., снижение экономической привлекательности территории;
• Скрытые издержки, обусловленные усилением негативного отношения общества к радиации вообще, и к атомной энергетике в частности.Хотя пока в России никто не занимался подсчетом возможных косвенных потерь от радиационного теракта, можно уверенно сказать, что их масштаб сравним с экономическим потенциалом региона.
Вот, например, как оценивают американские специалисты последствия взрыва «грязной бомбы» в крупном городе: «Такой взрыв может привести к гибели нескольких человек, в зависимости от силы взрывного устройства это могут быть единицы, десятки, но ни в коем случае не сотни и не тысячи жертв. При этом десятки городских кварталов могут оказаться загрязненными сверх нормативного уровня. Регламентные уровни для населения в десятки раз ниже практического порога вредного действия радиации. Тем не менее, потребуется быстрая эвакуация жителей даже при незначительном превышении разрешенных уровней. Люди неизбежно будут напуганы, даже если жертв острого облучения будет совсем немного. Никто не знает, захотят ли люди вернуться в свои «загрязненные» дома, как они будут относиться к «повышенному» риску. Поскольку зачастую нет эффективных способов дезактивации зданий и помещений при невысоких уровнях загрязнения, единственным практическим решением может оказаться их снос и вывоз за пределы города. Если такое событие произойдет в Нью-Йорке, совокупный ущерб может достигнуть нескольких триллионов долларов».
Можно привести другой пример, уже из реальной жизни, демонстрирующий как под давлением общественного мнения меры по радиационной защите населения выходят за границы разумного. В 1987 году в Бразилии в городе Гойянии с численностью населения около миллиона человек в одном из беднейших кварталов был обнаружен украденный из пустующей клиники и брошенный на свалке медицинский источник на основе цезия-137, который при осмотре начал испускать светящуюся пыль красивого голубого цвета. Малообразованные жители квартала решили, что светящийся порошок может быть ценным или даже сверхъестественным, приглашали соседей и родственников поглядеть на диковинку, некоторые натирали порошком кожу, чтобы получилось похоже на карнавальные блестки. В результате, многие подверглись как внешнему, так и внутреннему облучению. Около 112 000 человек были подвергнуты индивидуальному медицинскому контролю, из них 249 имели загрязнение, 129 – получили значительные уровни облучения, погибло четыре человека. Пришлось дезактивировать 85 домов и эвакуировать 200 человек из 41 дома. Семь домов были снесены и захоронены за городом. После сноса зданий щебень и почва удалялись до достижения требуемого уровня.
Выбор уровней вмешательства происходил под сильным давлением со стороны политических и общественных кругов, поэтому установленные уровни оказались существенно ниже оптимальных (с точки зрения минимизации последствий для здоровья населения). В большинстве случаев они могли рассматриваться скорее как относящиеся к нормальной ситуации, чем к стадии ликвидации последствий аварии и восстановления. Реабилитационные работы длились полгода при участии 575 специалистов. В результате всех действий по устранению последствий инцидента образовалось большое количество радиоактивных отходов, их окончательный объем составил 3,5 тыс. кубометров. Столь большой объем следует отнести на счет низких уровней вмешательства. Экономические последствия выбора такого уровня, особенно на более поздней стадии, оказались весьма значительны.
Авария в Гойянии оказала сильное психологическое влияние на бразильцев по ассоциации с Чернобылем. Многие опасались облучения, ухудшения здоровья, неизлечимых болезней. Жители загрязненных кварталов подверглись дискриминации даже со стороны своих родственников, а продажи скота, зерновых культур и других сельхозпродуктов, а также тканей, товаров из хлопка – основных продуктов экономики штата Гояс, – после аварии сократились на четверть. На первом, самом остром этапе ликвидации аварии реакция СМИ характеризовалась сенсационностью, ложной информацией и критикой властей. Только позже журналистское освещение событий стало более ответственным, появилось стремление лучше информировать население.
Понятно, что масштаб общественной реакции на теракт во многом зависит от психологической реакции людей, а эта реакция, в свою очередь, зависит от информационного освещения событий. При угрозе радиационного теракта СМИ имеют огромный потенциал для дестабилизации общества. В этом смысле «грязная» бомба может оказаться всего лишь детонатором для гораздо более мощной «информационной бомбы» (рис. 2). Те же самые СМИ могут оказать неоценимую помощь в минимизации последствий теракта, если возобладает социально-ответственный подход к освещению событий.
Рис. 2
Почему же в обществе сложилась неадекватная реакция на радиационную опасность? Страх перед радиацией имеет вполне определенные исторические и психологические корни. Само слово «радиация» неизбежно вызывает у подавляющего большинства людей ассоциацию с поражающим действием ядерного оружия и сопровождается мысленным видеорядом последствий ядерной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Эти образы активно внедрялись в головы людей в годы гонки ядерных вооружений. Второй пласт негативных ассоциаций – Чернобыль, Южный Урал и другие радиационные аварии. Этот ряд «радиационных ужасов» с сотнями тысяч человеческих жертв «мирного атома» выстроили в массовом сознании СМИ в «эпоху перестройки и гласности». «Чернобыльский миф» легко укоренился в общественном мнении вследствие тотальной секретности вокруг всего, что относилось к ядерной сфере.
Кто помог создать «чернобыльский миф»? СМИ, политики, чиновники, но не только они. Свой вклад внесли специалисты многих профессий, в том числе и ученые с высоким научным и общественным авторитетом, в первую очередь, представители гуманитарного знания и неядерной сферы, назвавшие Чернобыль символом распада, а также «естественники» и даже профессионалы ядерного комплекса.
Интересно, что самые первые подсчеты коллективной дозы облучения от испытаний ядерного оружия в атмосфере провел будущий лауреат Нобелевской премии мира академик А.Д. Сахаров в 1958 году, когда советское правительство объявило мораторий на ядерные испытания в одностороннем порядке. По поручению И.В. Курчатова Сахаров написал статью «Радиоактивный углерод ядерных взрывов и непороговые биологические эффекты», которая должна была убедить западную общественность последовать примеру СССР. Будучи физиком-ядерщиком, Андрей Дмитриевич глубоко разобрался в биофизических подходах к оценке действия радиации на организм человека и взял на вооружение линейную беспороговую гипотезу, которая, кстати, официально господствует до сих пор. Согласно этой гипотезе, любая сколь угодно малая доза облучения вредна. Говоря об опасности ядерных испытаний и необходимости запрещения ядерного оружия, академик Сахаров пишет: «Полное число жертв уже сейчас приближается к 1 млн человек, и каждый год продолжения испытаний увеличивает это число на 200–300 тысяч». Эта цифра может ошеломить любого, если не вникнуть в суть. Дело в том, что здесь в ней заложены последствия для всех поколений на протяжении почти 17 тысяч лет (3 периода полураспада углерода-14). Попытаемся хотя бы грубо оценить масштаб реальной опасности. По расчетам Сахарова, общие потери от взрыва мощностью 1 Мт составят 10 тыс. человек за 17 тыс. лет. То есть в год от воздействия углерода-14 на планете гипотетически может умереть заведомо не более 1 человека. При этом, например, в 1940 году, то есть до начала «атомной эры», абсолютное число смертельных онкологических заболеваний в мире составляло 2–5 млн человек в год, то есть у Сахарова речь идет о добавке к «спонтану» размером менее одной десятитысячной доли процента.
При всем при этом Сахарову, как крупному специалисту в области атомной энергетики, была «очевидна жизненная необходимость в форсированном развитии ядерной энергетики как единственной экономически равноценной и реальной в ближайшие десятилетия замены нефти…». И еще он предупреждал, что «очень трудно объяснить неспециалистам (хотя это именно так), что ядерный реактор электростанции – вовсе не атомная бомба, что реальная опасность и ущерб среде обитания, биологический ущерб людям от электростанции, работающей на угле, во много раз больше, чем от ядерной электростанции той же мощности или от бридерного реактора».
Среди «неспециалистов», о которых говорил А.Д. Сахаров, оказался, например, американский ученый Дж. Гофман, признанный авторитет в области ядерной химии и химии липопротеинов, лауреат международной премии «За жизнь, достойную человека». После Чернобыльской аварии Дж. Гофман опубликовал свои оценки числа жертв радиации. Согласно его оценкам, полученным тем же путем и в тех же предположениях, что и у А.Д. Сахарова, выброшенный при аварии углерод-14 дает 865 000 случаев раковых заболеваний (половина из них – летальные). Здесь опять же речь идет о последствиях для всего населения Земли за 56 тысяч лет (10 периодов полураспада углерода-14). То есть, в рамках линейной беспороговой гипотезы «чернобыльская» добавка не превышает 1–2 десятитысячных долей процента к уровню «спонтанного» рака. Насколько это драматично для человечества?Для ответа на этот вопрос обратимся к данным НКДАР ООН, согласно которым среднегодовая доза от глобально диспергируемых радионуклидов, образующихся в результате работы ядерных установок, будет оставаться пренебрежимо малой в течение многих столетий. Доза от углерода-14 не превысит десятых долей микрозиверта (рис. 3). Такая дозовая добавка в 10 тысяч раз меньше колебаний естественного фона, которые измеряются не в микро-, а в миллизивертах (при среднемировом значении – 2,4 мЗв/год, например, в Германии природный фон равен 3,5 мЗв, в Финляндии – 7,5 мЗв). Если добавка к дозе от углерода-14 грозит гибелью человечеству, как же выживают немцы и финны? Однако эти аргументы общественность не слышит, они идут в разрез с «бесспорной истиной», гласящей, что техногенная радиация очень опасна.
Рис. 3
«Вычислительное» направление, в основе которого лежат ошибочные допущения в базовой модели, в России представляет член-корреспондент РАН профессор Алексей Яблоков – специалист в области теории эволюции и популяционной биологии, работающий по преимуществу на материале морских млекопитающих. Оставаясь сторонником Гофмана в отношении высокой опасности малых доз, Яблоков подсчитал «…общее число жертв атомного века от раков, генетических поражений и врожденных уродств – 2 млрд 337 млн человек. К этим цифрам надо добавить: около 500 млн выкидышей (спонтанных абортов) и мертворожденных; 8–14 млн смертей новорожденных; 5 млн с замедленным умственным развитием». Здесь речь идет уже не об отсроченных на тысячи лет последствиях, а о тех, кто погиб за 50 лет использования человечеством атомной энергии. Заметим, что число людей умерших на планете с 1950 по 2000 год от всех причин смерти составляет примерно 2–3 млрд человек. Получается, что все они умерли от радиации? В это трудно поверить даже совсем необразованному человеку. Но, к сожалению, мало кто дает себе труд задуматься над цифрами, приводимыми уважаемыми учеными, особенно если эти астрономические цифры не противоречат устоявшемуся мифу о гибельном действии радиации и легко воспринимаются как его подтверждение.
Авторитет ученого довлеет даже тогда, когда несостоятельность аргументации просто очевидна. Вот пример рассуждений А. Яблокова о гибельном влиянии Чернобыля на здоровье американского населения: «…количество смертей от пневмонии возросло на 18,1% по сравнению с 1985 г., а вся смертность от разных видов инфекционных заболеваний на 32,5%, от СПИДа на 60%. Все это с высокой, статистически достоверной вероятностью связано с поражением иммунной системы чернобыльскими радиоактивными выбросами, накрывшими, как известно, США». У любого здравомыслящего человека возникает резонный вопрос, если все это – правда, что же говорить о населении Белоруссии, Украины и России? Непонятно, как же удалось выжить европейским народам, которых не отделяет от Чернобыля великий океан. И почему за все эти годы Правительство США не озаботилось истинной причиной ухудшения здоровья американцев? Но здравый смысл молчит, когда работает мифологическая часть сознания. Поэтому необходим очень мощный поток противоречащей стереотипу информации, чтобы хотя бы расшатать его.
На «чернобыльский стереотип» в течение долгого времени работали и другие группы общества, имеющие свои специфические интересы. Публичные выступления официальных представителей пострадавших стран – Белоруссии, Украины, а зачастую и России, также вносили вклад в дезориентацию общественности. Огромные суммы экономического ущерба от аварии, тысячи квадратных километров загрязненных земель, миллионы людей, которым необходимо оказать помощь, приводились и приводятся во всех программных документах по Чернобылю с тем, чтобы оттенить масштабность предпринимаемых мер по реабилитации, особенно при обсуждении последствий аварии на международном уровне. Так в национальном докладе Белоруссии, ожидаемый экономический ущерб от аварии на перспективу до 2015 года был оценен в 235 миллиардов долларов США, официальные оценки ущерба по Украине – 218 миллиардов долларов США. Гораздо более взвешенные оценки ущерба по России, озвученные на открытии Чернобыльского Форума в Вене в 2003 году, были встречены белорусскими и украинскими коллегами с неодобрением.
Многие данные о чудовищных радиологических последствиях Чернобыля, которые привели к дезориентации руководства государств и к неадекватности государственных программ преодоления последствий аварии, появились как результат научной недобросовестности отдельных ученых. Некоторые из современных «естествоиспытателей», привлеченные к радиационной проблематике размахом чернобыльского финансирования, спешили провести измерения на высокочувствительной аппаратуре и поделиться с журналистами своими скоропалительными выводами практического свойства, минуя серьезное обсуждение результатов своих работ в профессиональных кругах. Зачастую такие изыскания грешили серьезными методологическими просчетами, оценка ситуации проводилась по упрощенной схеме, без должной контрольной группы, комплексного анализа воздействующих на здоровье факторов, а выводы противоречили фундаментальным законам классической радиобиологии. В большинстве случаев полученные подобным образом результаты не признаются авторитетными научными организациями, но громкий результат и внимание СМИ можно было использовать как повод для заявок на новое финансирование.
Возможно, кто-то скажет, что Чернобыль был так давно, что мало кто помнит об этом. Действительно, если спросить у случайного прохожего, когда произошла авария на Чернобыльской АЭС, шансов услышать верный ответ крайне мало. Тем не менее, миф о гибели тысяч людей от радиационного облучения передается из поколения в поколение. Молодежь приобщается к нему через систему экологического образования, которая транслирует новым поколениям не знания, а мнения. Анализ школьных и вузовских учебников по экологии показывает, что при изложении вопросов радиоэкологии и радиационной безопасности используются либо публикации «зеленых», либо базовые сведения из других дисциплин (например, из курса радиационной защиты), зачастую искаженные пересказом неспециалиста, либо непроверенные данные, тиражируемые СМИ (например, по последствиям Чернобыльской аварии). Приведем лишь пару «перлов».
Учебное пособие для студентов вузов «Экология»: «Есть информация о том, что кристаллическая масса плутония-239 в виде растворимых в воде солей… при определенных условиях составляет всего 0,5 кг. А что если там, под землей, в каком-то месте возникнет эта самая критическая масса? Или без достижения критической массы пойдут какие то неизвестные радиотермические реакции с изотопами технеция, палладия или америция?».
Учебник для вузов «Экологическое право»: «После аварии на ЧАЭС природные процессы и экологические связи… оказались нарушенными настолько глубоко, что в данном планетарном регионе создана объективная угроза как для потери равновесия и устойчивости биосферы, так и для развития цивилизации в целом».
Результат такого «образования» легко предсказуем. Представления московских студентов о количестве погибших в чернобыльской аварии превышают фактические данные на 3–4 порядка. Более 90% опрошенных студентов считают, что от чернобыльского облучения за прошедшие годы погибло гораздо больше людей, чем в остром периоде аварии.
Студенты хорошо ориентируются в числе погибших от взрыва атомных бомб в японских городах Хиросима и Нагасаки, это, безусловно, – заслуга школьных и вузовских курсов ОБЖ (обеспечение безопасности жизнедеятельности). Но если речь заходит об отдаленных последствиях облучения во всех случаях результат оказывается примерно одинаковым. И для тех, кто пережил атомную бомбардировку, и для тех, кто остался жить на загрязненных территориях после аварий на Южном Урале, и для тех, кто пострадал в других аварийных ситуациях за 50 лет работы предприятий Минатома, – усредненные оценки числа погибших в результате неаварийного облучения и фактические данные различаются на 3–4 порядка. Глубоко укоренившиеся в общественном сознании радиационные страхи время от времени актуализируются через разные информационные каналы. Например, чтобы повысить число продаж дозиметров, в почтовые ящики москвичей раскладывают листовки подобные этой (рис. 4).
Рис. 4
Другой пример. Из СМИ люди часто узнают о массовых изъятиях на рынках городов «радиоактивных» даров леса, ягод, грибов. Так каждое лето москвичи узнают об изъятии и утилизации больших объемов «загрязненной» черники. Согласно санитарным нормативам, максимально допустимая концентрация Cs-137 во фруктах, ягодах и винограде составляет 40 Бк/кг (СанПиН-96). Специалистам по радиационной гигиене хорошо известно, что превышение такого жесткого норматива даже в десятки раз не представляет опасности для здоровья, но заинтересованные организации так делают себе рекламу.
Нужно отметить, что чрезмерно жесткие радиационные нормативы – один из наиболее влиятельных для общественного сознания факторов. В случае применения радиоактивных веществ террористами люди естественно будут ориентироваться в первую очередь на нормативы и требовать от властей их соблюдения. Специальных нормативов на случай радиационных терактов не существует, поэтому будет использована существующая нормативная база. И если допустимый норматив – 1 мЗв/год, то доза в 1,1 мЗв/год будет восприниматься людьми как опасная. Поэтому существующая нормативная база во многом определяет масштаб косвенных потерь в случае радиационного терроризма.
«Чернобыльский миф» и возобладавший в пост-чернобыльский период популизм властей стали причиной того, что законодательно были закреплены неоправданно жесткие санитарные нормы, соблюдать которые не могут позволить себе даже более развитые страны. В качестве примера приведем введенное в Законе РФ об охране окружающей среды понятие «экологическое бедствие», под которым понимаются «глубокие необратимые изменения окружающей природной среды, повлекшие за собой существенное ухудшение здоровья населения, нарушение природного равновесия». Согласно количественным критериям, принятым Министерством охраны окружающей среды и природных ресурсов РФ в 1992 году, экологическое бедствие имеет место, когда доза облучения превышает 10 мЗв в год. Однако по данным радиоэкологии негативные эффекты в популяциях наземных животных можно ожидать только при дозах больше 200 мЗв/год и выше, причем в основном это – обратимые эффекты. Канцерогенный радиационный риск при дозе 10 мЗв/год равен 5•10-4. Если зона «экологического бедствия» соответствует такому уровню риска, то, как тогда назвать ситуацию на многих российских предприятиях и в регионах? По данным гигиенистов большинство веществ, контролируемых в воздухе рабочей зоны предприятий, в концентрациях на уровне ПДК дают канцерогенные риски выше 10-3. Заметим при этом, что риски от радиационного облучения населения на уровне допустимой дозы 1 мЗв/год составляют 5•10-5, но в реальной жизни оказываются существенно ниже (рис. 5).
Рис. 5
Реальный масштаб «радиационной опасности» для населения России наглядно виден в таблице 2, где сравниваются индивидуальные и популяционные риски от разных социальных и техногенных факторов.
Индивидуальный риск при проживании в чернобыльской зоне отселения или вблизи комбината «Маяк», с его тяжелым «радиационным наследством» на 2–3 порядка меньше, чем риски, связанные с загрязнением воздуха промышленными предприятиями в крупных городах. Почти половина населения России – 70 млн человек проживает в условиях сильного загрязнения атмосферного воздуха вредными химическими веществами. По официальным данным Минздрава ежегодно от болезней, прямо или косвенно связанных с этим фактором, погибает 18 700 человек. Если учесть, что до 70% вредных веществ в воздухе не контролируется, реальная цифра ежегодных потерь может составлять 40 000 человек. Причем такие высокие потери характерны не только для России. В западной Европе на соответствующие исследования и мониторинг выделяется значительно больше средств, а уровни предельно допустимых концентраций в несколько раз ниже, чем в России. Так вот, западно-европейские специалисты оценивают вклад загрязненного воздуха в общую смертность на уровне 6%, что составляет примерно 40 000 случаев смерти в год. При этом, около половины всех смертей, обусловленных загрязнением воздуха, приписывается автотранспорту.
Таким образом, влияние радиационного фактора явно переоценивается и общественным мнением и регулирующими органами, в то же время опасность химического загрязнения явно недооценивается. Использование чрезмерно жестких радиационных критериев приводит к тому, что даже небольшое превышение над нормативами, вполне безвредное для здоровья и приемлемое для жителей большинства стран Запада, становится источником серьезного беспокойства российской общественности. Свою лепту вносит и чернобыльское законодательство, гарантирующее компенсацию ущерба здоровью жителей чернобыльской зоны, для которых уровень дополнительного облучения заведомо меньше естественных колебаний природного фона.
Снова зададимся вопросом – кто помог регулирующим органам в необоснованном ужесточении норм радиационного воздействия? Это – часть научного сообщества, занимающаяся изучением влияния малых доз радиации на биоту и человека. В поисках источников финансирования эти ученые настойчиво пытаются привлечь внимание общества к пренебрежимо малым рискам, отвлекая ресурсы от решения более серьезных проблем. При этом чисто научная проблематика искусственно привязывается к решению практических задач управления безопасностью.
Например, в последнее время представители «чистой науки» пытаются провести ревизию основной радиоэкологической парадигмы и предлагают новые нормативные критерии безопасности окружающей среды. Сегодня практическая деятельность по радиационной защите окружающей среды базируется на «антропоцентрическом» подходе: «Если радиационными стандартами защищен человек, то в этих условиях от воздействия ионизирующего излучения защищена окружающая среда (биота)». Наряду с дозовым пределом гарантированной безопасности для человека 1 мЗв/год существуют соответствующие нормы и для биоты – от 0,4 до 4 Гр/год. Вместо этого, исходя из новых принципов этики, предлагаются «биоцентрический» или «экоцентрический» принципы и разработка новых норм. Это значит, что в сферу вопросов практического обеспечения радиационной безопасности предприятий ЯТЦ должны быть вовлечены такие задачи радиэкологической науки как оценка доз на биоту, изучение эффектов воздействия на разные виды живых организмов и т.д. К числу таких же весьма спорных «улучшений» можно отнести инициативу МКРЗ по снижению дозового предела для населения до 0,3 мЗв/год.
Подводя итог, можно сказать, что степень защищенности общества от угроз радиационного терроризма, как и тяжесть косвенных последствий совершенного теракта во многом определяется адекватностью общественной реакции. Гипертрофированное восприятие радиационной опасности характерно для всех слоев общества. В социальной психологии хорошо известно, что восприятие – это реальность, поэтому можно ожидать и развития панических реакций со стороны населения, и принятия неадекватных мер по защите населения со стороны органов управления.
Целенаправленная работа по формированию адекватного восприятия радиационного фактора обществом может рассматриваться как эффективная превентивная мера, которая не требует особенно больших затрат. Есть ли сегодня возможности для этого? Безусловно, есть. Атомная отрасль, будучи одной из мощных корпораций в стране, имеет соответствующие информационные ресурсы, выпускает свою еженедельную газету «Атом-пресса», «глянцевые» журналы «Атомиум», «Бюллетень по атомной энергии» и «Атомная стратегия», постепенно расширяет свою присутствие в Интернете. Эти издания распространяются не только внутри отрасли, они попадают в руки политикам, руководителям крупнейших предприятий и организаций, участникам выставок и конференций, журналистам. Этот потенциал мог бы активно использоваться для формирования более адекватного восприятия обществом опасности радиационных рисков в интересах защиты общества от мифических угроз.
Однако только этого недостаточно. Задачи регулирования техногенных рисков и формирования адекватного восприятия не могут решаться только в рамках отраслевых программ обеспечения экологической безопасности и информационной работы с населением. Речь идет об ответственности государства за уязвимость общества перед лицом новых террористических угроз, и в этом контексте роль государства становится первичной. К прерогативам государства относятся не только блокирование большинства перечисленных выше механизмов воспроизведения массовых страхов и введение ответственности за недобросовестную рекламу, но и устранение противоречий в экологическом законодательстве, а также модернизация системы экологического образования. Заинтересованное участие государства является также необходимым условием активизации усилий атомной отрасли в этом направлении.
1. Заявление д-ра Генри Келли, президента Федерации американских ученых, на заседании сенатского комитета по иностранным делам, 6 марта 2002 года.
2. Радиационная авария в Гоянии. – Вена: МАГАТЭ, 1989.
3. В 2003 году опубликован меморандум Международной комиссии по радиационной защите, в котором рекомендовано при оценке ущербов от радиационного фактора ориентироваться на уровень естественного фона и отказаться от прямого использования коллективной дозы. (The evolution of the system of radiological protection: the justification for new ICRP recommendations. Memorandum of the International Commission on Radiological Protection J. Radiol. Prot. 23 (2003) 129–142).
4. В кн. «Академик А.Д. Сахаров. Научные труды». – М.: АОЗТ «Издательство ЦентрКом», 1995, с. 331. Впервые опубликовано в журнале Атомная энергия, 4, 576 (1958).
5. Эта цифра получена, исходя из следующих данных. В 1940 году население мира составляло 2295 млн человек, коэффициент общей смертности – примерно 10 умерших на 1000 населения в год, вклад онкологической смертности в общую смертность колеблется по странам от 10% до 20%. (Народонаселение. Энциклопедический словарь. М.: Научное издательство «Большая российская энциклопедия». 1994).
6. А.Д. Сахаров. Ядерная энергетика и свобода Запада. В кн. «Академик А.Д. Сахаров. Научные труды». – М.: АОЗТ «Издательство ЦентрКом», 1995, с. 341. Впервые опубликовано в «Хроника-пресс, Нью-Йорк, 1977.
7. Там же, с. 341.
8. Джон Гофман. Чернобыльская авария: радиационные последствия для настоящего и будущего поколений. / Пер. с англ. Минск: Выш.шк., 1994. с. 511–513.
9. Отчет Научного комитета по действию атомной радиации ООН – 2000.
10. Здоровье человека и природы как жертвы атомного века. Бюллетень программы ядерная и радиационная безопасность № 5–6, 2000 г. (Социально-экологический союз).
11. «Ядерная мифология конца ХХ века», «Новый мир», 1995 г.
12. Доклад был представлен на открытии Чернобыльского Форума в Вене в 2003 году.
13. Всесторонняя оценка последствий аварии на ЧАЭС, Украинский радиологический учебный центр. Киев. 1998 г.
14. «Экология». Учебное пособие рекомендовано Министерство образования для студентов вузов. М., «Знание», 1999 г.
15. По-видимому, авторы имеют в виду критическую массу.
16. С.А. Балашенко, Д.М. Демичев. «Экологическое право». Учебник для вузов. Республика Беларусь. Минск, 2000 г.
17. Пилотажный опрос московских студентов проведен ИБРАЭ РАН в 2001 году. Студентам задавался вопрос «Что вы знаете о жертвах военного и мирного атома?».
18. Пилотажный опрос проводился среди московских студентов (ИБРАЭ РАН, 2002 год).
19. Международная комиссия по радиационной защите считает, что «…годовая доза облучения, приближающаяся к величине 10 мЗв, может использоваться в качестве контрольного уровня, ниже которого вмешательство в некоторых ситуациях, связанных с длительным обл
Источник: http://proatom.ru/modules.php?name=News&file=print&sid=191 |
