Последнюю китайскую модернизацию, стартовавшую с реформ Дэн Сяопина тридцать лет назад, хвалят все. Гигантская крестьянская, недоиндустриализированная страна нашла в себе силы и мудрость совершить гигантский скачок в развитии, став сегодня второй экономикой мира.

Китайский успех уже кажется нам недостижимым. Он заставляет беспокоиться и более развитые страны. «На протяжении четырех тысяч лет предшествующей истории Япония была периферийным государством для Китая, за исключением лишь одного последнего века, — пишет Кеничи Омае, японский гуру менеджмента, как его называют, в изданной в Японии в 2002 году книге "Влияние Китая”. — В будущем Япония станет для Китая тем же, чем Канада является для США, Австрия — для Германии и Ирландия — для Британии».

Трудность, однако, в том, что у победы, как известно, всегда много родителей, так что почти все экономисты пытаются доказать, что головокружительный успех Китая подтверждает именно их теории. Большинство так или иначе признает, что не только рынок, но и правительство внесло свой вклад в экономический успех, в частности путем проведения экспортно ориентированной промышленной политики, то есть создания налоговых, кредитных, таможенных и прочих преференций отраслям и предприятиям, нацеленным на внешние рынки. Но дальше начинаются разногласия.

Одни говорят, что китайские бюрократы просто правильно угадали, в каком направлении идет рынок, и лишь подталкивали и ускоряли это движение. Другие, напротив, считают, что успех связан с поддержкой отраслей, которые рыночная конкуренция уничтожила бы, не будь господдержки, так что потребности в продукции этих отраслей сегодня удовлетворялись бы за счет импорта.

Надо ли поддерживать отдельные отрасли и если да, то какие и как, чтобы получить китайский результат?

Собственно говоря, феномен экономического чуда — быстрого роста в течение двух десятилетий и более — в послевое­нный период практически всегда был связан с повышением доли инвестиций и экспорта в ВВП и практически никогда — с низким уровнем таможенной защиты. Именно протекционистские страны быстрее всех увеличивали долю экспорта в ВВП и становились «драконами» и «тиграми», тогда как страны, практиковавшие свободную торговлю, так и не удивили мир ни быстрым увеличением экспорта, ни высокими темпами роста.

Новый протекционизм

История Китая дает, пожалуй, самый яркий пример того, что открытость не гарантирует быстрого роста. Проиграв опиумные войны в 40–50-х годах XIX столетия, Китай был вынужден подписать кабальные договоры, открывшие порты страны для иностранной торговли, предоставившие иностранцам экстерриториальные права и зафиксировавшие таможенные пошлины на пятипроцентном уровне. Вот уж когда наступила полная глобализация и свобода торговли. Даже опиум, который англичане производили в Индии, в Китае стал продавался без ограничений по требованию англичан, не имевших других конкурентоспособных товаров для оплаты чая, импортируемого из Китая.

С того момента Китай сто лет вкушал плоды политики экономической либерализации и открытости — китайские таможенные тарифы были одними из самых низких в мире, 4% в 1913 году и 8,5% в 1925-м. Тогда как в США в те же годы — порядка 30%. А отношение экспорта к ВВП Китая по паритету покупательной способности за эти же годы повысилось всего лишь с 0,7% в 1870 году до 1,9% в 1950-м. Физический объем экспорта в 1867–1936 годах вырос лишь в четыре раза, то есть даже меньше, чем за четвертьвековой период изоляции накануне реформ (в 1950–1978 годах физический объем экспорта вырос в шесть раз). Когда в 1949 году коммунисты пришли к власти, китайский подушевой ВВП был точно таким же, как и в 1850 году.

Но после начала экономических реформ в 1978 году именно экспорт стал мотором экономического роста в Китае. Доля экспорта в ВВП выросла быстрее, чем где-либо в мире: с 5% в 1978 году более чем до 35% сегодня, если оценивать ВВП по официальному курсу, и с 1% до 7–8%, если считать ВВП по паритету покупательной способности. При этом пореформенный Китай отнюдь не придерживался свободы торговли: еще в начале 1990-х импортные пошлины в Китае были чуть ли не самыми высокими в мире — 40% от стоимости импорта.

Сегодня, впрочем, споры о свободе торговли ведутся в рамках более общей дискуссии о промышленной политике. Таможенные пошлины уже менее важны, чем защита с помощью занижения валютного курса (чем так мастерски уже много лет пользуется Китай) с помощью контроля над ценами, субсидий, налоговых скидок и преференциальных кредитов отдельным отраслям и предприятиям.

Искусственно заниженный курс создает преимущества для всех производителей торгуемых товаров за счет производителей неторгуемых товаров, что позволяет стимулировать экспорт, производство и сбережения через ограничение импорта и потребления. Занижение курса через накопление резервов — неселективный инструмент промышленной политики, имеющий очевидное преимущество перед селективными (дифференцированные по отраслям и предприятиям налоги и субсидии) в условиях высокой коррупции.

Заниженный курс был в Японии, Южной Корее, на Тайване и в Сингапуре несколько десятилетий назад, когда они еще были бедными и догоняли развитые страны. Заниженным курсом пользуются в последние десятилетия государства Юго-Восточной Азии, поддерживая его на уровне 20–40% от паритета покупательной силы, то есть на таком уровне, что их цены при пересчете в доллары оказываются в 2,5–5 раз ниже американских.

Пекин упорно отказывается ревальвировать юань, несмотря на нажим США, хотя его цены составляют всего 20–25% от американских.

Страна продолжает накопление валютных резервов. Еще в 2005 году Китай обогнал Японию и вышел на первое место в мире по объему валютных резервов — почти 900 млрд долларов на тот момент. К началу 2009 года резервы превысили 2 трлн долларов — почти 50% ВВП по официальному курсу.

Кто работает на экспорт

Представьте теперь страну, у которой самые конкурентоспособные отрасли — нефте- и газодобыча как в России или производство текстиля как в Китае. Надо ли такой стране поощрять перемещение труда и капитала из остальной экономики в эти самые конкурентоспособные отрасли? Или, чтобы довести пример до крайности, представьте, что страна специализируется на мытье тарелок или на предоставлении массажных услуг. Надо ли поощрять такую специализацию?

Здравый смысл подсказывает, что ответ должен быть отрицательным, хотя бы по неэкономическим соображениям, то есть даже если с чисто экономической точки зрения такой вариант наиболее эффективен. Каждая страна, например, желает сохранить свой язык и культуру, даже если эффективнее перейти на английский (китайский).

Недавние исследования показывают, что поощрение сложного наукоемкого экспорта выгодно и с чисто экономической точки зрения. И не потому, что ресурсы могут кончиться или подешеветь, а потому, что общественная отдача от развития наукоемких производств больше, чем отдача для конкретных фирм, которые занимаются такой деятельностью. Это так называемая экстерналия — внешняя выгода, которую рынок правильно учесть не может. Так что необходима господдержка, чтобы вывести развитие таких отраслей на оптимальный уровень.

Экстерналию измерить очень сложно. Общепризнано, например, что существуют значительные экстернальные эффекты от развития образования, здравоохранения, фундаментальной науки, так что государство должно поддерживать эти отрасли, но в какой именно мере — не вполне ясно. Во всяком случае, экстерналия от развития наукоемких производств на экспорт больше, чем экстерналия от экспорта ресурсов и технически несложных товаров.

Именно такая политика, нацеливающая национальных предпринимателей не просто на экспорт, а на постоянное усложнение экспорта, и объясняет общий экономический успех Китая.

Технологии в обмен на рынок

Впрочем, было бы неверно идеализировать нынешнюю модель хозяйственного развития Китая. Она имеет достаточно критиков как внутри страны, так и за рубежом. Например, еще в 2004 году в журнале Foreign Affairs была опубликована статья руководителя Shell China Джорджа Гилбоя «Миф за фасадом китайского чуда».

Вывод статьи: Китай не станет серьезным конкурентом США в ближайшем и даже в отдаленном будущем, так как сильно отстает даже от Южной Кореи и Японии двадцати- и тридцатилетней давности соответственно по доле наукоемких изделий в экспорте, по затратам на НИОКР, по доле наукоемких изделий, производимых отечественными, а не иностранными производителями, и т. д. В Китае происходит бурный рост без развития, технологически страна еще долго будет сильно отставать от США.

Действительно, в середине нынешнего десятилетия 55% всего китайского экспорта и 75% экспорта компьютеров и частей к ним пришлось на иностранные компании, действующие в Китае. Доля расходов на НИОКР в ВВП Китая всего 1% против 2,5–3% в Корее и Японии, а по числу научных работников в расчете на миллион населения Китай почти в пять раз отстает от Южной Кореи и в восемь раз от Японии.

Но, конечно, сам по себе этот факт еще ни о чем не говорит. Возможно, Китай просто экономит силы, используя более дешевую стратегию создания высокотехнологичного сектора, нежели в свое время Южная Корея и Япония. Они не полагались на иностранные прямые инвестиции, а Китай полагается, так что при малых затратах на собственные НИОКР может заимствовать технологию и производить массу наукоемких изделий. По доле расходов на информационные и коммуникационные технологии в ВВП (5%) Китай уже мало уступает Южной Корее (7%) и Японии (8%). А по доле наукоемких товаров в экспорте изделий обрабатывающей промышленности, которая увеличилась с 6 до 23% всего за десять лет, в 1992–2002 годах, почти что догнал Японию.

Китай уже стремительно наращивает расходы на НИОКР, и в дальнейшем этого не избежать. Но пока можно заимствовать технологию через приток прямых иностранных инвестиций, почему бы этого не делать? В 1992 году, еще при жизни Дэн Сяопина, Китай провозгласил политику «шичан хуан цзишу», буквально «технология в обмен на рынок», то есть уступка части национального рынка транснациональным компаниям в обмен на получение от них передовой технологии при создании совместных предприятий.

Все чаще крупнейшие мировые фирмы не только переносят производство в Китай — этот процесс уже идет полтора десятилетия, но и переводят туда свои научно-исследовательские подразделения. И не удивительно, зарплата компьютерных инженеров, которых ежегодно десятками тысяч выпускают китайские университеты и квалификация которых не уступает мировой, составляет всего лишь одну треть японской.

Иностранные фирмы вынуждены передавать технологию своим китайским партнерам. Быстрый рост национальных производителей в высокотехнологичных секторах в немалой степени объясняется поддержкой правительства, которое целенаправленно настаивает на том, чтобы приходящие в Китай иностранные компании делились технологией. В начале 1990-х на рынке китайских телефонных станций доминировали западные компании Lucent, Alcatel и Siemens. Теперь их продают три китайские компании, которых даже не существовало в 1985 году: Huawei, производящая также мобильные телефоны, Datang и ZTE. Доля Huawei на этом рынке выросла к 2000 году в два раза и достигла 35%. Capitel Group, другой китайский производитель мобильных телефонов, например, имеет соглашение о производственном сотрудничестве с финской Nokia China, но одновременно с ней же конкурирует за долю рынка.

На таких же принципах были построены контракты с производителями генераторов для гидростанции в «Трех ущельях», да и контракты с Россией на поставку вооружений, в частности истребителей «Су», составлены аналогичным образом. В 1996 году Китай приобрел лицензию на производство этих истребителей, правда, без права экспорта; в 1999 году заключил контракт на поставку 50 истребителей Су-30МК, тоже с правом производства этих истребителей по российской лицензии. В 2000 году сборка первых истребителей начала осуществляться на заводе в Шэньяне (провинция Ляонин), который был построен по российскому проекту. В 2001 году российская корпорация «Аэрокосмическое оборудование» открыла в Китае свое представительство, первоочередная задача которого — техническое содействие в освоении лицензии и переходе на китайские комплектующие.

В самом Китае, однако, политика заимствования технологии подвергается все большей критике. КНР сравнивает себя не с Россией, а с Южной Кореей и Японией и с самим собой периода Мао, и здесь сравнение далеко не в пользу пореформенного Китая. Китай взорвал свою первую атомную бомбу в 1964 году, через 15 лет после СССР и через 19 лет после США; в 1970 году, всего на 13 лет позже СССР, запустил первый спутник. Но строительство атомных станций началось в стране лишь в 1980-х, а первая сконструированная атомная станция «Циньшань-1» вступила в строй только в конце 1991 года; первый непилотируемый космический корабль был запущен в 1999 году, первый китайский «тайконавт» поднялся в космос в 2004 году — 34 года спустя после запуска первого спутника.

Собственные большие самолеты в Китае не производятся, хотя при Мао страна была близка к созданию своей авиационной промышленности. Китайские авиаинженеры до сих пор не могут простить Дэн Сяопину, что он прекратил все работы по китайскому самолету в начале 1980-х, когда таковой уже был создан в металле и летал в экспериментальном варианте.

Лю Яньхуа, заместитель министра науки и техники КНР, в ноябре 2005 года выступил с развернутой критикой политики «рынок в обмен на технологию», назвав ее самообманом. Китай и Южная Корея стали закупать ядерные реакторы за границей практически одновременно, сказал он, но теперь Корея продает их за рубеж, а Китай продолжает их импортировать. Между тем с начала 1970-х страна разрабатывает свои реакторы по 300 тыс. и 600 тыс. киловатт, но энергетики предпочитают покупать иностранные мощностью 900 тыс. или 1 млн киловатт, так что собственные НИОКР в этой сфере остались невостребованными.

Очень часто ТНК после покупки китайских предприятий увольняют научно-исследовательский персонал, как это сделал Volkswagen, приобретя «Шанхай авто» и «Чанчунь авто». По словам Лю Яньхуа, корейское правительство с самого начала придерживалось четкой политики — технология может быть куплена за границей только один раз, а госфинансирование распределяется в пропорции 1/5 на импорт технологии и 4/5 — на приспособление к местным условиям и собственные НИОКР. В Китае такая пропорция сегодня 1/0,08.

Таким образом, политика, которую большинство в мире считает сказочно успешной, в Китае критикуется со всех сторон.

Источник: http://www.expert.ru/expert/2010/01/pobednuy_oskal_drakona/

«Эксперт» №1 (687) / 28 дек 2009,

Победный оскал дракона

Владимир Попов.