В рубрике «Дайджест» на Centero.ru помещена статья о научном цитировании и подходах к оценке научного вклада, опубликованная еще в Вестнике АН СССР в 1981 году.  (см. копию на РискПром.рф здесь>>). Нужно короткое объяснение, зачем надо было вытаскивать из пыли этот старый текст. Никто бы на него и не посмотрел, если не смягчить его лирикой. История была такая.

В конце 1950‑х годов химик Юджин Гарфилд (США) создал коммерческую фирму «Институт научной информации». Сначала он вынес на рынок очень ценные и дешевые продукты — Current Contents. Это еженедельные сборники оглавлений ведущих научных журналов, которые только готовились в редакциях к изданию. Всего восемь выпусков — по числу больших областей науки, на которые разделили все журналы. В библиотеку нашего института попали эти книжечки, кто-то из приятелей вчитался, ахнул и заставил ахнуть других. Они поступали к нам по пятницам, и мы ожидали наготове с пачками перфокарт, на которые тогда фиксировали ссылки и краткое содержание. Прочитываешь заглавия нескольких сотен статей, и то и дело попадает тебе блестящая идея – притом в журнале, в который никогда бы не полез. Часть идей прямо идет в дело, а остальные — для общего развития. Как будто волшебное зеркало дали на пару часов. Быстро росла личная библиотека перфокарт. Надо что-то найти — проткнешь всю стопку длинной спицей, потрясешь, и нужные падают.

В общем, мы внимательно следили за продуктами Гарфилда. В начале 1960‑х годов он стал создавать Science Citation Index (SCI), оттолкнувшись от концепции указателя судебных дел в США — прецедентное право требовало, чтобы все дела были связаны ссылками. Ценность SCI и для ученых, и для аналитиков науки была нам очевидна, в СССР сложилась группа, которая вела методологические разработки. Странно, что эти инструменты очень плохо распространялись в массе ученых. Я в 1989 году преподавал в Университете Сарагосы (Испания), и весь курс провел через библиотеку, где стояли все тома SCI. Никто о них не слышал, а библиотекари не знали, как ими пользоваться. Дело не хитрое — но зачем?

Наша наука в СССР была в то время более восприимчива, и Гарфилд стал довольно часто приезжать, подружился, да и бизнес хорошо шел. Но бизнес оказал и негативный побочный эффект. Наукометрический подход к измерению «продукта» исследований приобрел большую популярность среди администраторов во многих странах.

Возник большой рынок. Главным объектом наукометрических измерений стала система научных коммуникаций, прежде всего массивы публикаций и уровень цитируемости авторов. Считалось, что число публикаций отражает количество производимой научной продукции, а цитируемость этих публикаций — качество продукции.

Оба этих тезиса в общем случае неверны, и на основании таких измерений делать вывод о научном работнике нельзя. Научная публикация — это лишь «упаковка» научной продукции, вернее, один из многих видов упаковки. Можно ли сравнивать количество и качество продукта, сравнивая число ящиков?

В СССР тоже возникло влиятельное лобби, которое пыталось навязать «объективные формальные оценки научного труда». Я уже перешел на работу в науковедение, и пришлось ввязаться в эту свару. У меня была поддержка практикующих ученых, я много выступал в крупных институтах — начиная с Дубны и Пущино, Академгородка Новосибирска и до Владивостока. Некоторые простодушные начальники даже предупреждали меня, что если я не перестану мешать прогрессу, то больше никогда за границу не попаду. Вот чем пугали советского человека, клоуны! Кончилось тем, что в 1981 году напечатали упомянутую статью. В АН СССР эта вредная для науки инициатива была остановлена.

Гарфилд приезжал ко мне в институт, убеждал, что цитируемость — надежный индикатор качества. Я ему изложил свои доводы, и, думаю, он понял, но промолчал. Рыночный интерес — страшная сила. Потом я был у него в Институте научной информации в Филадельфии, обсуждали более интересные возможности — построение «карт науки» с помощью измерения цитирования и социтирования.

Перестройка и реформы 1990‑х годов смыли у нашей интеллигенции многие блоки коллективной памяти, а также навыки размышления над мало-мальски абстрактными проблемами. Околонаучные предприниматели вновь пошли на приступ и уже без труда захватили лакомый ломоть нашей разделенной культуры. Власть приказала всем, кто хочет подвизаться в науке, скрупулезно подсчитывать число ссылок и неустанно его увеличивать. Скорее всего, министры и чиновники Минобрнауки искренне не знают, почему несется из разрушенных лабораторий глухой стон.

Что делать? Раз власть приказала, нет смысла биться головой о стену. Бесполезно умолять или раздражать правителей логикой и здравым смыслом. Сейчас наш долг — сохранить, что возможно, из смыслов, навыков и стилей нашей науки, чтобы рано или поздно запустить механизм возрождения. Надо подчиниться, но про себя отвергать ложные сущности, иначе они облепят нас, как ракушки.

Вероятно, большинство научных сообществ сейчас уверены, что цитируемость дает приемлемую степень истинности оценки. Но ведь и значительная часть уверена, что этот метод дает ложную информацию. Значит, надо вновь обсудить эту проблему — не на митинге, а на методологическом семинаре.

Для этого мы и вытащили эту статью из почти полувековой пыли.

(см. копию на РискПром.рф здесь>>).

тогда удалось, а сейчас какие перспективы?

Да, объяснились с научным сообществом в 1980-х. Был субъект Науки, который мог воспринять эту статью. Были каналы распространения таких знаний. Они превратили знания в силу противодействия. Был ответственный за Науку. Воспользовался. И успокоился.

В реформы Наука стала услугой (и это было молчаливо принято), а с этим на пьедестал влез менеджер.

Сейчас тоже есть "научный субъект". А "языка знаний" для него нет. Он такую статью воспринять не сможет. А вводные по цитированию как показателю качества "научных услуг" воспринимает вполне "разумно". Нерыночный язык для объяснения отсутствует, а рыночным покрывается незначительная и достаточно хорошо контролируемая (например через СМИ) часть нашей жизни.

Вообще стоит задача перевода "советских" знаний об угрозах нашей стране на "язык менеджеров" - другого субъекта у нас не предвидится.