Нарушенное обещание?

Что Запад на самом деле говорил Москве об экспансии НАТО

26 августа 2014 г.

25 лет назад, в ноябре, член восточногерманского Политбюро так неуклюже объявил об ограниченных изменениях в порядке выезда из ГДР, что толпы бросились штурмовать границу между Восточным и Западным Берлином. Это привело к падению Берлинской стены — переломной точке в процессе завершения холодной войны. За этим символическим моментом последовали месяцы судьбоносных переговоров между Соединенными Штатами, Советским Союзом и Западной Германией о выводе советских войск и объединении Германии. Хотя эти переговоры в итоге привели к объединению Германии 3 октября 1990 года, они также стали причиной позднейшего ожесточенного спора между Россией и Западом. Сейчас стороны спорят о том, какие договоренности были достигнуты в вопросе о будущем НАТО. Обещали ли Соединенные Штаты Советскому Союзу на официальном уровне, что — по условиям сделки — альянс не будет больше продвигаться на восток?

С тех пор прошло два десятилетия, но спор не утихает. Российские дипломаты регулярно утверждают, что Вашингтон давал такое обещание в обмен на вывод советских частей из Восточной Германии, а затем нарушил его, когда НАТО в три этапа приняла в свой состав 12 восточноевропейских стран. Российский специалист по внешней политике Александр Лукин в своей статье, вышедшей в 2014 году в этом журнале, обвинил американских президентов в том, что они «забыли обещания, данные западными лидерами Михаилу Горбачеву после объединения Германии — и в первую очередь - обещание не продвигать НАТО на восток». Агрессивные действия российского президента Владимира Путина в Грузии в 2008 году и на Украине в 2014 году были отчасти вызваны его обидой на Запад, который, по его мнению, нарушил договоренности об отказе от экспансии НАТО. Между тем, и американские политики, и американские аналитики уверяют, что таких обещаний никто никогда не давал. Например, в 2009 году Марк Крамер (Mark Kramer) в своей статье в Washington Quarterly убеждал читателей, что позиция России основана на «мифе», и что «на переговорах по объединению Германии данный вопрос даже не поднимался».

Сейчас, когда рассекречивается все больше документов 1989-1990 годов, у историков появилась возможность пролить новый свет на эту проблему. Новые свидетельства демонстрируют, что, наперекор укоренившемуся в Вашингтоне мнению, вопрос о будущем НАТО не только в Восточной Германии, но и в Восточной Европе был поднят еще в феврале 1990 года — вскоре после падения Берлинской стены. Тогда американские дипломаты, тесно сотрудничавшие с лидерами Западной Германии, намекали Москве на переговорах, что альянс не будет охватывать даже восточную половину будущей объединенной Германии.

Документы также показывают, что Соединенные Штаты с помощью Западной Германии вскоре заставили Горбачева согласиться на объединение Германии, не дав ему при этом никаких письменных обещаний о будущих планах альянса. Проще говоря, официальных обязательств, о которых говорит Россия, не было, но американские и западногерманские дипломаты одно время намекали, что такая сделка может быть заключена — и это позволило процессу объединения Германии получить «зеленый свет». Спор о том, в какой последовательности развивались эти события, до сих пор осложняет отношения между Вашингтоном и Москвой.

Зеленый свет

Западные лидеры быстро поняли, что падение Берлинской стены вновь выводит на передний план давно урегулированные споры из области европейской безопасности. К началу1990 года тема будущей роли НАТО регулярно обсуждалась в ходе конфиденциальных бесед между президентом США Джорджем Бушем-старшим, госсекретарем США Джеймсом Бейкером (James Baker), канцлером Западной Германии Гельмутом Колем, министром иностранных дел Западной Германии Гансом-Дитрихом Геншером (Hans-Dietrich Genscher) и министром иностранных дел Британии Дугласом Хердом (Douglas Hurd).

Скажем, Геншер, согласно документам западногерманского министерства иностранных дел, 6 февраля сообщил Херду, что Горбачев хотел бы исключить на будущее вероятность экспансии НАТО в Восточную Германию и в Восточную Европу. По мнению германского министра, альянсу следовало бы официально заявить, что он «не собирается расширять свою территорию в восточном направлении». «Такое заявление должно не только относиться к Восточной Германии, но и носить общий характер, — добавил он. — Советский Союз хочет быть уверенным, что, если, скажем, в Венгрии сменится правительство, она не станет частью западного альянса». Геншер призывал НАТО обсудить этот вопрос немедленно, и Херд был с ним согласен.

Через три дня Бейкер обсуждал НАТО в Москве напрямую с Горбачевым. В ходе этой встречи Бейкер от руки записывал собственные ремарки, помечая ключевые слова звездочками: «Конечный результат: Объединенная Гер. в *измененной (полит.) НАТО — *юрис. которой не будет продвигаться на *восток!» Записи Бейкера были на тот момент, по-видимому, единственным документом, в котором были зафиксированы такие гарантии. С ними связан интересный вопрос: если «конечным результатом» был отказ от продвижения НАТО с ее «коллективной обороной» на восток, означало ли это, что альянс не должен был присутствовать на территории бывшей Восточной Германии после объединения.

К счастью для будущих историков, Геншер и Коль вскоре должны были тоже посетить Москву, и поэтому Бейкер оставил у западногерманского посла в Советском Союзе секретное письмо для Коля, сохранившееся в немецких архивах. В нем госсекретарь рассказывал, что он задал Горбачеву ключевой вопрос: «Что вы предпочли бы видеть: единую Германию — независимую, вне НАТО и без американских войск на территории, или единую Германию, привязанную к НАТО, с гарантиями, что юрисдикция альянса не сдвинется на восток ни на дюйм по сравнению с настоящим моментом». Первый вариант — с ничем не сдерживаемой Германией — был сформулирован максимально непривлекательным для Горбачева образом.

Предложенная Бейкером формулировка второго, более привлекательного варианта означала, что юрисдикция НАТО не будет распространяться и на Восточную Германию, так как на февраль 1990 года восточная граница НАТО оставалась там же, где была на всем протяжении холодной войны — между двумя Германиями. Другими словами, объединенная Германия должна была оказаться наполовину в альянсе, а наполовину вне его. По словам Бейкера, Горбачев ответил: «Разумеется, любое расширение зоны НАТО было бы неприемлемо». Бейер тогда решил, что это означает приемлемость для Горбачева «нынешней зоны НАТО».

Однако, когда доклад о встрече в Москве дошел до Совета по национальной безопасности, в его аппарате пришли к выводу, что подобное решение будет неосуществимо с практической точки зрения. Как может юрисдикция НАТО распространяться только на половину страны? Этот вариант им не показался ни желательным, ни неизбежным. В итоге Совет по национальной безопасности направил Колю от лица Буша письмо, которое канцлер получил еще до начала своего визита в Москву.

Вместо бейкеровской идеи об отказе от продвижения НАТО на восток в письме предлагался «особый военный статус для нынешней территории Восточной Германии». Что конкретно под этим подразумевалось, авторы письма указывать не стали, но общий смысл был ясен: вся Германия должна быть в альянсе, но для того, чтобы Москва могла принять это без потери лица, для восточных регионов следует ввести некие оговорки (сведшиеся впоследствии к ограничениям для определенных родов войск).

Коль, которому 10 февраля 1990 года предстояла встреча с Горбачевым, оказался в сложном положении. Он получил два письма — одно от Буша перед вылетом в Советский Союз, а второе от Бейкера после прилета — с разными позициями по одному и тому же вопросу. Письмо Буша предполагало, что граница НАТО начнет продвигаться на восток, письмо Бейкера — что не начнет.

Согласно записям из архивов администрации Коля, канцлер предпочел позицию Бейкера позиции Буша, так как более мягкий вариант с большей вероятностью мог обеспечить нужный Колю результат: начало объединения Германии. Таким образом, Коль заверил Горбачева, что «НАТО, естественно, не сможет распространять свою юрисдикцию на территорию нынешней Восточной Германии». В ходе параллельных переговоров Геншер говорил о том же самом со своим советским коллегой Эдуардом Шеварднадзе: «Для нас очевидно, что НАТО не будет расширяться на восток».

Как и на встрече с Бейкером, никаких письменных соглашений заключено не было. Однако выслушав все эти заверения, Горбачев дал Западной Германии, как позднее выразился Коль, «зеленый свет» для создания экономического и валютного союза между Западной и Восточной Германией, который стал первым шагом к воссоединению. Чтобы закрепить достигнутый успех, Коль сразу же дал пресс-конференцию. Как он вспоминал в своих мемуарах, он был так счастлив, что той ночью не смог уснуть и вместо этого отправился гулять по холодной Красной площади.

Подкуп СССР

Однако вскоре западные политики стали считать формулировку Коля недопустимой. Вернувшись в Вашингтон, Бейкер уже к середине февраля перешел на позиции Совета по национальной безопасности. В дальнейшем команда Буша дисциплинированно молчала о сохранении НАТО в границах 1989 года.

Коль тоже скорректировал свою риторику, переняв курс Буша. На это указывают обе стенограммы — и западногерманская, и американская — встречи двух лидеров в Кэмп-Дэвиде, состоявшейся 24–25 февраля. Буш ясно дал понять Колю, что он думает о компромиссах с Москвой. «К черту все это! — сказал он. — Мы выиграли, они проиграли. Нельзя позволить им превратить поражение в победу». Коль на это ответил, что им все равно нужно будет умиротворять Горбачева, и добавил: «В конце концов, все сведется к деньгам». Буш, в свою очередь, подчеркнул, что у Западной Германии - «глубокие карманы». В итоге была выработана незамысловатая стратегия, о которой Роберт Гейтс (Robert Gates), в то время бывший заместителем советника по национальной безопасности, позднее говорил, что ее целью было «подкупить Советский Союз». Деньги на это должна была дать Западная Германия.

В апреле Буш объяснил свою позицию в конфиденциальной телеграмме президенту Франции Франсуа Миттерану. Американцы опасались, что Кремль может попробовать перехитрить их, объединившись с Британией или Францией, которые продолжали оккупировать Берлин и с учетом своего исторического опыта вражды с Германией потенциально могли иметь основания опасаться ее объединения. Поэтому Буш проинформировал Миттерана о своих приоритетах, включавших в себя полное членство единой Германии в НАТО, сохранение в ней сил союзников даже после вывода советских войск и сохранение ядерных и неядерных сил НАТО в регионе. Он предупредил французского президента, что ни одна другая организация не может «заменить НАТО в качестве гаранта безопасности и стабильности Запада». «Трудно представить себе, как любая структура европейской коллективной безопасности, включающая в себя Восточную Европу и, возможно, даже Советский Союз, сможет предотвращать угрозы Западной Европе», — говорилось в телеграмме Буша.

Своей телеграммой Буш ясно давал понять Миттерану, что после холодной войны главной европейской организацией в сфере безопасности должна остаться НАТО. Никакой панъевропейский альянс не должен был придти ей на смену. В следующем месяце Горбачев предложил как раз такой панъевропейский проект, в рамках которого единая Германия должна была присоединиться одновременно к НАТО и к Варшавскому договору, что приводило к созданию одной большой структуры безопасности. Горбачев даже выдвинул идею о вступлении Советского Союза в НАТО. «Вы говорите, что НАТО не направлена против нас, что это просто структура безопасности, адаптирующаяся к новым реалиям, — заявил Горбачев Бейкеру в мае, согласно советским источникам. — Поэтому мы предлагаем принять нас в НАТО». Бейкер отказался даже рассматривать эту идею, пренебрежительно заметив: «Панъевропейская безопасность невозможна».

В дальнейшем американские и западногерманские дипломаты успешно противостояли подобным предложениям, ссылаясь на право Германии самостоятельно выбирать партнеров. Тем временем, стало ясно, что Буш и Коль были правы в своих предположениях: Горбачев проявил готовность пойти на уступки Западу в обмен на компенсацию. Проще говоря, ему были нужны деньги. В мае 1990 года посол США в Москве Джек Мэтлок (Jack Matlock) сообщил, что Горбачев «перестал выглядеть человеком, который контролирует ситуацию, и теперь выглядит, как лидер, которому приходится обороняться». В своей депеше он перечислял следующие признаки кризиса: «растущая преступность, участившиеся демонстрации против режима, усиливающиеся сепаратистские движения, снижающиеся экономические показатели... и медленный, неуверенный переход власти от партии к государству и от центра — к периферии».

В это трудное время Москве требовались иностранная помощь и кредиты, а это означало возможную готовность к компромиссам. Вопрос заключался в том, сможет ли Западная Германия предоставить необходимую помощь таким образом, чтобы Горбачев мог сохранить лицо. Он не должен был выглядеть подкупленным лидером, согласившимся на вступление объединенной Германии в НАТО без каких-либо ограничений на продвижение альянса на восток.

Коль выполнил эту непростую задачу в два этапа: первым была встреча с Горбачевым в июле 1990 года, а вторым — череда эмоциональных бесед по телефону в сентябре 1990 года. В итоге Горбачев согласился на вступление единой Германии в НАТО, получив взамен четыре года на вывод советских войск и некоторые гарантии, ограничивающие размещение войск и ядерного оружия на бывшей восточногерманской территории. Он также получил 12 миллиардов марок на строительство жилья для уходящих из Германии советских солдат и еще три миллиарда в виде беспроцентного кредита. При этом - никаких официальных гарантий того, что НАТО не будет расширяться.

В августе 1990 года Саддам Хусейн вторгся в Кувейт, и Европа сразу же перестала быть для Белого дома внешнеполитическим приоритетом. Затем в 1992 году Буш проиграл президентские выборы Биллу Клинтону, и сотрудники его администрации оказались вынуждены покинуть свои кабинеты раньше, чем планировалось. По-видимому, они мало общались с приходившими им на смену кадрами Клинтона, и в результате новые чиновники плохо понимали, что именно Вашингтон и Москва обсуждали на переговорах по НАТО.

Зерна будущих проблем

Таким образом, вразрез с распространенными в Америке представлениями, вопрос о расширении НАТО поднимался с самого начала, причем речь шла не только о Восточной Германии, но и о Восточной Европе. Однако, вразрез с утверждениями России, Запад не обещал Горбачеву заморозить границы НАТО. В начале февраля 1990 года в окружении Буша существовали внутренние разногласия, проявлявшиеся, в том числе, на переговорах с Горбачевым. Однако к моменту встречи в Кэмп-Дэвиде и команда Буша, и Коль договорились, что Горбачеву следует предложить германскую финансовую помощь — и почти ничего, кроме этого — в обмен на разрешение Германии объединиться и целиком вступить в НАТО.

В краткосрочной перспективе это стало победой Соединенных Штатов. Американские и западногерманские дипломаты ловко переиграли Горбачева, добившись распространения юрисдикции НАТО на Восточную Германию и избежав любых обещаний относительно будущего альянса. Роберт Хатчингс (Robert Hutchings), работавший в Белом доме при Буше, составил тогда список из дюжины возможных исходов — от «наиболее благоприятного» (Восточная Германия в НАТО без всяких ограничений) до «наименее удачного» (объединенная Германия вне НАТО). В итоге Соединенные Штаты добились чего-то среднего между первым и вторым вариантами списка. На международных переговорах крайне редко удается выиграть так много.

Однако, как прозорливо заметил Бейкер, вспоминая о своей работе на посту госсекретаря, «почти каждое достижение содержит в себе зерна будущих проблем». После холодной войны Россия была намеренно оставлена на периферии Европы. Через десять лет человек, бывший в1989 году молодым офицером КГБ и служивший в Восточной Германии, вспоминал в интервью, как ему было горько, когда он возвращался в Москву, что «Советский Союз потерял свои позиции в Европе». Его звали Владимир Путин, и через некоторое время у него появилась возможность отплатить за эту горечь.