|
Рецензия
В начале был Вызов…
Г.И. Игнатенко
Васильев Л.С. Модернизация как
исторический феномен (о генеральных закономерностях эволюции). М.: Фонд
«Либеральная миссия», 2011. 188 с.
Фонд «Либеральная миссия» издал монографию
доктора исторических наук Л.С. Васильева, состоящую из 5 глав, в которых автор
последовательно обосновывает универсальность Закона модернизации, а заодно и
неоспоримость и неотвратимость либерализма как лучшего и единственно верного
учения, ведущего Человечество по пути прогресса. Для решения поставленной
задачи подтягиваются и вполне профессиональные и обширные, хотя не всегда
точные, знания по истории, и довольно поверхностные познания в науках, освоение
которых для человека гуманитарного склада требует некоторого напряжения. Однако
все недостатки компенсируются уверенностью суждений и безапелляционностью
оценок.
По мнению автора, модернизация является
следствием великих историко-культурных сдвигов, которые были «вызваны к жизни
естественным ходом событий, обусловленным глобальными закономерностями
эволюции» (с. 5). Причем никто прежде так и не нашел этих закономерностей и
даже не предположил чего-либо достойного. А вот Л.С. Васильев нашел, и в
качестве гипотезы предлагает универсальную концепцию, которая объясняет все
происходящее и во Вселенной, и на Земле.
По его мнению, если кто всерьез и задумывался
над глобальными закономерностями, то только те, кто верит в божественное
вмешательство. «Но эта идея слишком примитивна, чтобы ею ограничиться», —
снисходительно отмечает автор. И тут же: «Описанные в Библии христианские
божественные силы с их трудно уясняемой разумом Троицей мало что могут
прояснить» (с. 8). Так идея примитивна или трудно понимаема? Впрочем, не будем
придираться к частностям и посмотрим, что же противопоставляет автор «примитивной»
религиозной концепции и постоянно совершенствующимся научным теориям
астрофизиков, физиков, математиков, биологов...
А предлагает он не забивать себе голову
вопросами о первоисточниках развития, а просто согласиться с тем, что Вселенная
меняется, а значит, подвержена эволюции, которая движется в соответствии с…
вызовами и ответами (очень интересная мысль, главное, редкая).
Кто-то спросит, чей вызов и чей ответ? Вы
что, забыли? Первоис-
точники не обсуждаем! И тогда все просто:
«Был запущен механизм, и возник глобальный звездно-галактический Вызов,
направленный всем, к кому он был обращен, в форме неких импульсов» (с. 13). Те,
кто адекватно восприняли вызов и ответили правильно, те получают бонусы.
«Неважно, кто именно их раздает. Важно, что они являются объективным
вознаграждением за хороший труд, за старание и умение преуспевать в делах» (с.
15).
Это первый универсальный закон, который автор
назвал Законом вызова и ответа. Второй закон — «приходится принять во внимание,
что в космосе все как-то вроде бы упорядочено» (с. 14) — закон «неизменного в
некой неведомой нам сумме баланса» (с. 15).
Так, например, Солнечная система правильно
ответила на вызов Вселенной (собралась в правильную кучку, что ли? или нет?) и
получила бонус в виде появившейся на одной из ее планет Жизни. Но это значит,
что другие системы проиграли и остались без растений и животных. В этом и
проявляется Закон баланса.
Земля, в свою очередь, тоже посылает вызовы
своим обитателям, ведь она «если не живая, то, во всяком случае, не совсем уж
безжизненная и безразличная по отношению к тому, что происходит на ее
поверхности» (с. 16). В ответ на вызовы Земли включился механизм мутаций, в
результате которых появилось много видов живых существ (всем ведь хочется
бонусов). Но Природа выбрала один, самый перспективный — он и получил приз в
виде Разума. А все, что не способствовало эволюции, должно было погибнуть. Если
появилось на Земле, то убыло где-то
в другом месте — поэтому о братьях по разуму
и не мечтайте.
Сформулированные выше Законы эволюции
действуют всегда и везде — к такому выводу автор пришел, изучая историю
развития человечества, которая, по его мнению, согласуется с принципами
дарвинизма, причем на всех ее этапах.
Затем автор переходит к социо-генезу, который
рассматривает довольно подробно. И снова он воюет с примитивными теориями,
вроде предлагавшейся некогда Ф. Энгельсом «так называемой трудовой теории (труд
создал человека)» и предлагает обратиться «к тем много более серьезным выводам,
которые были сделаны специалистами в результате изучения наиболее отсталых
социо-этнических общностей» (с. 27). Речь идет о запрете на инцест, что привело
к созданию экзогамной семьи.
Если даже не обращать внимания на то, что
Энгельс писал в основном об антропогенезе, а автор рассуждает о социо генезе,
то все равно полемический задор профессора Васильева странен: ведь никто не
спорит с тем, что в определенный момент развития человеческого стада появились
общности, ограничивавшие межродовые контакты. Основные дебаты до сих пор
ведутся по поводу как раз причин такого изменения предпочтений древнего
человека. Свои гипотезы по этому вопросу выдвигал не только уважаемый автором
француз Леви-Стросс, но и многие другие ученые, в том числе Морган, Дарвин, а
среди наших авторов — Б. Поршнев, Ю. Семенов и др.
У автора по этому поводу тоже есть своя
оригинальная идея: был… ну, разумеется, вызов матери-природы, в форме импульса,
на который
и последовал ответ, тех, кто ее понял
(«кто-то где-то некогда под его воздействием выступил со своего рода
инициативой, или, иначе, содействовал процессу, который разделил
близкородственную группу на части, предписав ее членам искать своих половых
партнеров за пределами группы…» (с. 28–29). А кто понял, и успел раньше других,
получил преимущества и сразу зажил с надеждой на будущее и начал производить
многочисленное потомство.
Только было Природа успокоилась и
стабилизировалась, как возникла новая беда: люди, оказавшиеся сильнейшими на
Земле, начали уничтожать все, что пригодно для пищи. Природа, объективно
заинтересованная в эволюции, почувствовала угрозу своему существованию и начала
подавать сигналы. Их поняли, как всегда, не все. Кто понял, начал сам
производить пищу — появилось земледелие и скотоводство.
Так, автор, шаг за шагом, раскрывая перед
читателем сложную историю взаимоотношений природы и людей, подходит к периоду
возникновения государства. Не останавливаясь на подробностях этого процесса,
который также объясняется в терминах вызова и ответа, выделим те моменты,
которые он считает существенными.
Появление протогосударства стало возможным в
результате соединения развитых иерархических племенных отношений с очагами
урбанизации. Именно тогда возникло понятие собственности, еще коллективной и
полностью контролируемой властью.
Однако, согласно авторской концепции,
государства, где власть первична, неспособны к развитию. И это
было очередным вызовом, который получил свой
ответ в виде античного полиса. Именно античность стала зародышем той самой
модернизации, о которой сегодня мы ежедневно слышим от действующих политиков. В
древнегреческих полисах сформировались демократичная выборная система и
гражданское общество. Но главное, на что обращает внимание автор, это
формирование «рыночных частно-собственнических связей, равно как и
переплетавшейся с ними торгово-предпринимательской активности» (с. 74).
Правда, воспользоваться преимуществами этих
отношений смогли не греки и римляне («стечение обстоятельств сыграло против
антич ности» — не заслужили почему-то древние греки бонусов), а жители Западной
Европы через две тысячи лет.
«В этой принципиально новой ситуации
безусловное превосходство предбуржуазной рыночно-частно-собственнической
структуры проявлялось в том, что она предполагала многократное и качественно
несопоставимое со всем тем, что было прежде, ускорение эволюции всего
человечества. Тем самым человечество в лице наиболее передового его отряда
адекватно отвечало на вызов модернизации, давно уже посланный как всему ему в
целом, так и отжившей свое структуре власти-собственности с излюбленной ею
консервативной стабильностью в частности» (с. 82).
А вот непонятливый Восток вызова не понял и
продолжал свою линию (попутно даря передовому Западу… принципы счета, бумагу,
книгопечатание, знания астрономии, медицины и т.д.). Впрочем, «Природа была еще
не очень обес-
покоена тем, что происходит на Земле» (с.
89). Но тем не менее будущее несогласных с либеральной модернизацией было
предрешено: «Из практики хорошо известно, что те, кто останавливается в
развитии, превращается в вымирающих маргиналов» (с. 95).
Между тем «институты античности… христианские
идеи и идеалы средневековой Западной Европы сливались воедино и делали свое
великое дело. Суть его… не только в решительном и твердом стремлении идти
вперед, но и в ускорении движения» (с. 96). (То есть Природа требует не
просто двигаться, а двигаться с ускорением.)
В результате модернизация все больше
разделяла цивилизации. Разрыв был обусловлен тремя величайшими событиями —
Ренессансом, Реформацией и Великими географическими открытиями. Ренессанс стал
триумфом свободы и разума. Реформация привела к появлению протестантизма с его
специфической этикой, открытие Америки и колонизация — расширили границы
Европы, ставшей тесной для ищущей новые ресурсы и рынки буржуазии.
И здесь снова досталось теоретикам
коммунизма, на этот раз Марксу, который так опрометчиво доказывал первичность
бытия. На самом деле идеи правят миром: «И именно… политика, а вовсе не
мифическое первоначальное накопление, т. е. собранное в стране количество
ценностей, сыграла решающую роль в ее процветании (с. 104). Но разве автор не
знает, что его соратники по идеологии — Егор Гайдар и Анатолий Чубайс — именно
теорией первоначального накопления обосновывали необходимость «шоковой терапии»
и быстрой массовой приватизации. Так что для
большинства россиян «первоначальное накопление» совсем не мифическое. Да и с
Гайдаром теперь не поспоришь: его гениальность в экономике, как известно,
подтверждена учреждением государственной премии его имени.
Но у автора к классикам научного коммунизма,
видимо, свой счет. И на компромиссы в отношении онтологических вопросов он явно
не пойдет. «Только поняв и твердо уяснив, что лишь настойчиво акцентируемое в
книге идейно-институциональное обеспечение было фундаментом, опираясь на
который буржуазный капитал мог обрести потенциальную возможность подступить к
третьему и последнему этапу… модернизации», которая в XIX–XX вв. преобразила всю планету и людей, численность которых
благодаря именно этому возросла невообразимыми темпами… (с. 105).
А вот это уже странное заявление. Статистика
прироста населения по государствам говорит о том, что или бонусы свои Природа
раздает очень неразборчиво (нередко модернизация сопровождалась сокращением
населения, и наоборот, — в странах, не понявших вызовы природы, наблюдался
демографический рост), или рождаемость с модернизацией связана как-то иначе.
Надо сказать, что и с первичностью идей у
автора, оказывается, не все так однозначно. «Выясняется, что исторически это
имело отношение только к обществам западного типа, внутренне к этому
подготовленным» (с. 121), а все остальные, все-таки развиваются по Марксу: «Не
идеи и институты западного
антично-буржуазного проис-
хождения, а именно
индустриально-инфраструктурная перестройка материальных условий существования
становилась в мире вне Запада приоритетной» (там же).
Думается, читатель, наверное, уже понял
уровень аргументации и основной пафос рецензируемой книги. Для ясности приведем
еще несколько ключевых цитат.
«С момента возникновения Соединенных Штатов
Америки их отцы-основатели под впечатлением великих идей Просвещения создали в
стране благоприятные условия для всех, исключая, правда, рабов и индейцев, с
которыми американцы враждовали из-за земли» (с. 117). (Хороший пример
интерпретации сложных периодов для авторов отечественных учебников по истории.)
«России следует изменить политику и приучить
народ к либеральному стандарту» (с. 144).
«Без либеральной демократии и буржуазного
фундамента успех модернизации в принципе невозможен» (с. 146).
«Альтернативы антично-буржуазной модернизации
у мира не было, как нет ее и сейчас. Даже те страны, где категорически не
приемлют идеи и институты либеральной демократии... стремятся запустить ракеты
и изготовить ядерные бомбы, используя заимствованную у других технику и
технологию» (с. 158).
Итак, к чему мы пришли сегодня: в результате
модернизации неимоверно выросло население, «Планета не выдерживает такого
обилия разумных существ энергично... потребляющих все возможные природные
ресурсы и загрязняющих все сферы обитания» (там же), — отмечает автор. Это
новый вызов.
А чему тут удивляться, если главная функция
Природы — активность, ведущая во избежание энтропии к постоянной эволюции с
нарастающими темпами, и успешная адаптация к последствиям перемен (с. 150).
Трудно представить себе, как можно и нестись
со все нарастающей скоростью, и адаптироваться, но важнее другое — хочется
напомнить, что с ускорением движется падающее тело, с ускорением также
развиваются раковые клетки, ведущие к гибели организма.
И еще, автор во главу угла своей теории
модернизации поставил дарвинизм, который экстраполировал в социодарвинизм. И
это вполне объяснимо, так как концепция естественного отбора вполне соотносится
с неолиберальной фетишизацией рыночной конкуренции, в которой побеждает
сильнейший. А агрессивность, с которой неолибералы навязывают свои идеи миру,
не оставляют сомнений в том, кто здесь сильнейший. Но, несмотря на популярность
дарвинизма, фактов, подтверждающих эту теорию пока так и не нашли, в то же
время за последние 100 лет появилось невероятное количество данных (особенно в
генетике), опровергающих эту концепцию. «Действующие в природе механизмы вовсе
не отбирают хорошее и не устраняют менее хорошее, они сохраняют устойчивое
существование широкой гаммы признаков… "Лучшей” группой является та, которой
удалось сохранить большее разнообразие независимо от его содержания», —
это цитата из статьи, опубликованной в «Курьере Юнеско» еще тридцать лет назад.
Можно много иронизировать по поводу
рассуждений автора книги, если бы не были они индикатором
реального неблагополучия не только в России,
но и во всем мире, где отношения «власть – собственность», являющиеся главной
мишенью критики Л.С. Васильева, выглядят значительно более безобидными, по
сравнению с отношениями «власть – деньги», которые укрепляются сегодня
повсеместно. И неслучайно автор, говоря об эволюции человечества, совсем не
вспоминает ни о нравственных ценностях, ни о культуре, ни о невероятном
расслоении человечества на бедных и богатых. Мир у него делится на успешных и
продвинутых (Запад) и отсталых, непонимающих (все остальные), а критерием
прогресса служит бессмысленная все ускоряющаяся гонка за материальными благами,
которые, возможно, совсем не Природа подсовывает нам в виде бонуса.
И наконец, вспомним, что говорит Библия об
истоках технической цивилизации:
17. И познал Каин жену свою; и она
зачала и родила Еноха. И построил он город; и назвал город по имени сына
своего: Енох. И здесь же: 22. Цилла также родила Тувалкаина [Фовела],
который был ковачом всех орудий из меди и железа.
Для верующих Библия — непререкаемый источник
истины. Для неверующих — исторический опыт, выраженный в символах. Так, может
быть, стоит задуматься над ее символами и не торопить события, чтобы на
огромной скорости не последовать в Бездну за каинским родом. Может быть, стоит
вспомнить, что модернизация, понимаемая как прогресс, требует не только и не
столько технического развития, но и развития самого человека как существа
духовного, нравственного, свободного в своих устремлениях и ответственного в
своих действиях.
Опубликовано в научном журнале "Проблемный анализ и государственно-управленческое
проектирование" № 4 (18), том 4, 2011.
|
