— Бывший гендиректор Саяно-Шушенской ГЭС Валентин Брызгалов еще в начале 2000−х предупреждал о рисках работы станции на околопиковых режимах, в частности о многократном росте нагрузок на лопасти и сильной вертикальной вибрации турбины и гидрогенератора. Но что вынуждало персонал ГЭС подвергать станцию таким перегрузкам?
— Случилось то, о чем профессионалы предупреждали уже давно. Единая энергосистема страны разрушена. Ее части уже не функционируют в режиме, когда главная цель — безопасность системы, теперь главное — извлечение прибыли. Значит, повышены риски аварийности.
Саяно-Шушенская станция и прочие ГЭС Сибири призваны удовлетворять пиковые потребности региона в электроэнергии. Кажется естественным, что «Русгидро», отвечая за этот процесс, первым делом будет использовать собственные мощности и во вторую очередь — мощности конкурентов вроде «Иркутскэнерго», которые хорошо оплачиваются. Это и могло привести к соответствующему результату — кратковременным, но частым пиковым загрузкам СШГЭС. Я не готов ответственно утверждать, что так и было, поскольку как пенсионер не обладаю соответствующей информацией. Но в те времена, когда я был гендиректором «Иркутскэнерго», РАО ЕЭС частенько использовало такую практику, загружая наши станции лишь во вторую очередь.
— Не является ли подтверждением этой гипотезы тот факт, что в ходе аварии была выбита не одна турбина, а три? Вряд ли сбой мог произойти одновременно сразу у трех турбин…
— Ну, то, что помимо турбины номер два были фактически уничтожены еще седьмая и девятая, на самом деле легко объяснимо.
Я сразу хочу сказать, что одновременно произошло не одно ЧП, а по крайней мере два. Во-первых, это гидроудар, разрушивший вторую турбину. Во-вторых, это отказ автоматики. В любой нештатной ситуации, а их на любой станции бывает немало, в том числе и заклинивание турбины, автоматика сразу же должна была опустить затворы на верхнем бьефе и перекрыть доступ воды в водовод. Но этого не произошло. Гидроудар выносит турбину, вода поступает в машинный зал, затопив все. Генераторы отключаются от сети. Оставшиеся турбины, поскольку затворы открыты и вода поступает в водоводы, а генераторы отключены, начинают раскручиваться на холостом ходу. Поскольку сопротивления от генератора нет, они раскручиваются до такой скорости, что их вырывает с мест.
— А что же случилось со второй турбиной?
— У меня есть одна версия, объясняющая еще и большое количество погибших и пропавших без вести. Это человеческий фактор. Уже стал достоянием факт, что на станции в день аварии было несколько сотен человек. Никакими пересменками это не объяснить. Избыток объясняется присутствием ремонтных специалистов. Возможно, что в тот день были нарушены регламенты и в момент пуска турбины все ремонтники оставались в машзале, хотя должны были его покинуть. Между тем пуск отремонтированной турбины — довольно ответственный момент. Ведь надо заполнить водой водовод, отладить положение решеток, регулирующих поток воды, направляемый на лопасти турбины. Возможно, эксплуатационные специалисты не учли все факторы и в ходе регулировки позволили потоку воды выйти на критические режимы. Случился гидроудар, который не выдержали элементы турбины, накопившие сильную усталость за десятилетия эксплуатации.
— Получается, тут была халатность — нарушение правил ремонтного регламента, недостаток квалификации в ходе запуска турбины, ЧП в виде отказа аварийной автоматики. И все это еще наложилось на недостаток инвестиций в замену технологического оборудования. Понятно, в чей огород камень. Но я хочу напомнить, что, когда вы были еще гендиректором «Иркутскэнерго», я разговаривал с главным инженером Иркутской ГЭС. Компания «Иркутскэнерго» в ваше время тоже не была примером по инвестициям в основное оборудование. На мой вопрос, почему не разваливается тридцати-сорокалетнее оборудование, установленное в машзале, главный инженер ответил в том духе, что «мы внимательно следим за состоянием оборудования, если где-то что-то истончается — латаем, меняем даже по одной детали».
— Я как раз это и имел в виду. Наши ГЭС — Иркутская, Братская и Усть-Илимская — намного меньше Саяно-Шушенской и не так сложны в эксплуатации. И все равно внештатных ситуаций было предостаточно. Безаварийность же достигается постоянной профилактикой оборудования и плотины. А успешная профилактика базируется на знании и опыте, когда инженер жизнь целую проживает с турбиной, зная досконально ее поведение и состояние. Между тем сейчас опытных возрастных специалистов стараются побыстрее отправить на пенсию, освободив дорогу молодым и шустрым. Однако это себя не окупает — нарушается преемственность. Это можно делать, если недостаток опыта молодежи компенсировать деньгами — заменив изношенные турбины на новые. Но двойная экономия — и на инвестициях, и на опыте — бесследно не проходит. Это прямой путь к технологической деградации и росту аварийности в энергетике.
|
