Ниже несколько цитат из разных источников на тему гласности/прозрачности: 1) О паноптикуме.
Это слово обозначает вполне конкретный технократический проект, порожденный концепцией прозрачности (гласности). Это власть, основанная на возможности увидеть всё - пан-оптикум. Мало кто знает о знаменитом английском юристе Иеремии Бентаме, авторе труда “Паноптикум”, изданного в конце XVIII века. Бентам изобрел тюрьму нового типа, вывернув наизнанку принцип темницы - все камеры кольцеобразной тюрьмы были освещены так, что просматривались из центральной башни. Тьма укрывает, для тоталитарной власти нужна прозрачность! Фуко назвал Бентама “Фурье полицейского государства”. Его паноптикум стал утопией тоталитаризма, он выражается в самых разных формах. В том числе в форме демократической гласности. (Источник: http://mcleaning.ru/?p=201465) 2) Учебные примеры гипостазирования. 1. Свобода, демократия, гласность (С.Г. Кара-Мурза. Потерянный разум)
Приняв идею гласности, каждый соглашался с тем, чтобы в его спальне была установлена скрытая камера, и любой большой или маленький швыдкой мог пустить видеозапись в большой или маленький эфир. Прозрачность - так прозрачность! Образованный и способный к логическим рассуждениям человек не мог этого не видеть. Если не увидел, значит, его интеллектуальные инструменты были сильно испорчены, и он должен этот вопрос для себя прояснить.
Мало кто задумывается над смыслом неприятного слова “паноптикум”. А ведь оно обозначает вполне конкретный технократический проект, порожденный концепцией прозрачности (гласности). Это власть, основанная на возможности увидеть всё - пан-оптикум. Широкая публика вряд ли знает, но советники Горбачева были большие эрудиты и наверняка слышали о знаменитом английском юристе Иеремии Бентаме, авторе труда “Паноптикум”, изданного в конце XVIII века. Бентам изобрел тюрьму нового типа, вывернув наизнанку принцип темницы - все камеры кольцеобразной тюрьмы были освещены так, что просматривались из центральной башни. Тьма укрывает, для тоталитарной власти нужна прозрачность! Фуко назвал Бентама “Фурье полицейского государства”. Его паноптикум стал утопией тоталитаризма, он выражается в самых разных формах. И это с пеной у рта приветствовали наши интеллигенты-демократы.
Они, конечно, скажут, что они хотели не этого, они хотели только Руссо. Но разве можно признать такую наивность свойством рационального мышления? Фуко отметил очевидную вещь: “Эти двое прекрасно дополняют друг друга, и все работает: и лирическая восторженность Руссо, и одержимость Бентама” (с. 229). Эта неспособность видеть оборотную сторону светлой утопии (аутизм) - важный признак поражения рациональности, и наша интеллигенция проявляла и проявляет этот признак очень красноречиво.(Источник: http://business.polbu.ru/karamurza_lostmind/ch04_xxii.html) 3) Всёвидящая власть (В. Пушкин) Либеральная мораль
В некоторых источниках, которые я просмотрел, Иеремию Бентама (1748 – 1832) называют выдающимся английским философом. Философский словарь, к примеру, представляет его, как английского моралиста и правоведа, одного из теоретиков либерализма. Последнее для нас особенно интересно: чтобы понять либерализм, лучше всего ознакомиться с трудами его основоположников.
Теоретик либерализма Иеремия Бентам был творцом либеральной морали. В чём её особенность, отличие, например, от морали христианской? В основе морали Бентам лежит этический гедонизм. Он считал, что причина любых действий – стремление к удовольствию, а моральность сводил к полезности поступка – что полезно, то и морально. (Подобное толкование морали отнюдь не ушло в прошлое, оно торжествует в наши дни, в нашей стране. Либеральный экономист Н. Шмелёв пишет: "Мы обязаны внедрить во все сферы общественной жизни понимание того, что всё, что экономически неэффективно, – безнравственно, и, наоборот, что эффективно – то нравственно". Если экономически эффективным окажется концлагерь, то его существование будет нравственным). В определении пользы Бентамом принимались во внимание частные интересы человека. По его мнению, достижение личного преуспеяния, будто бы механически увеличивает общую сумму счастья. Это, исходя из горького опыта последних лет, кажется просто невероятным: российские олигархи добились явного личного преспевания, но стало ли это источником нашего счастья? К тому же критики не без основания отмечали, что Бентам переоценивал сходство людей в отношении удовольствий и страданий.
Кажется, выдающийся английский философ всё-таки и сам понимал, насколько, мягко говоря, сомнительны его утверждения, и некоторые доброжелательно настроенные к нему комментаторы пишут, что "английский мыслитель отнюдь не предполагал, что все люди именно с помощью "принципа полезности" будут регулировать свое поведение, ибо каждый, как он подчеркивал, стремится максимизировать свое личное счастье, а не действует на основе одного лишь чувства долга. Поэтому "принцип" был прежде всего адресован законодателям и политическим деятелям, способным вносить изменения в общество". Прекрасно! Но только это всё равно ничего не проясняет. Бертран Рассел в "Истории западной философии" по этому поводу резонно замечает: "Если каждый человек гонится за собственным удовольствием, то как мы сможем гарантировать, что законодатель будет заботиться об удовольствии человечества в целом?" У Карла Маркса всё-таки были основания для того, чтобы с ехидством именовать Бентама "гением буржуазной глупости". Но нас в данном случае интересует другое.
Разрыв с христианством у Бентама был вполне сознательным. Моральные теории, основанные на аскетизме, по его мнению, были извращением идеи пользы, стремлением к страданию. Более того, Бентам считал, что христианская мораль, опирающаяся на альтруизм, просто-таки опасна для общества, ибо способна нарушить его единство. Это не мешало бы хорошенько усвоить: либерализм вовсе не безразличен к вере, основоположники этого учения считали христианство разрушительным и крайне вредным для капиталистического общества.
Большая советская энциклопедия пишет: "Будучи идеологом буржуазии эпохи промышленного переворота в Англии, Бентам восхвалял "трезвый" буржуазный рассудок и считал естественным и идеальным общественным строем капиталистический строй Англии, а "разумным" человеком – английского буржуа". То есть, с точки зрения Бентама, определение Homo sapiens относится далеко не ко всем представителям рода человеческого, и, к примеру, христиане точно в разряд разумных людей не попадают. Трезвый буржуазный рассудок не совместим с верой; Бертран Рассел пишет, что "отказ верить во что-либо без разумных на то оснований привел Бентама к отрицанию религии, включая веру в Бога".
Но это была всего лишь присказка, а сказка впереди...
Паноптикум
Всё же "гений буржуазной глупости" был не так уж прост. Как пишет Бертран Рассел, Бентам желал создать "социальную систему, которая бы автоматически делала людей добродетельными". Разумеется, – добродетельными в либеральном, а не христианском смысле. Эта идея создания грандиозного механизма по автоматической выделке добродетели нашла воплощение в труде Бентама "Паноптикум", изданного им в конце XVIII века.
Хотя я и не пытаюсь претендовать на исчёрпывающее изучение вопроса, но всё же не могу не отметить одну интересную деталь: данная тема по каким-то соображениям замалчивается, и только в двух источниках, которые я просмотрел, об этом "замечательном" труде есть информация. Вот одно из попавшихся мне коротких описаний: "В 1797 году философ Иеремия Бентам предложил новую модель тюрьмы, известную как Паноптикум, в которой все заключенные должны находиться под круглосуточным наблюдением тюремщика, затаившегося наверху здания; при этом арестованные не способны увидеть своего надсмотрщика".
Это умолчание мне кажется, по крайней мере, странным и незаслуженным. Но зато данный изъян с избытком компенсирован в книге французского философа и историка культуры Мишеля Фуко (1926-1984) "Надзирать и наказывать" – в ней "Паноптикуму" посвящена целая глава. Я, наверное, злоупотребляю цитированием, но не могу не привести довольно большую выдержку.
Мишель Фуко описывает принцип "Паноптикона" Бентама: "По периметру – здание в форме кольца. В центре – башня. В башне – широкие окна, выходящие на внутреннюю сторону кольца. Кольцеобразное здание разделено на камеры. В камере два окна: одно выходит внутрь (против соответствующего окна башни), а другое – наружу (таким образом вся камера насквозь просматривается). 
Основная цель паноптикума: привести заключенного в состояние сознаваемой и постоянной видимости, которая обеспечивает автоматическое функционирование власти. Устроить таким образом, чтоб надзор был постоянным в своих результатах, даже если он осуществляется с перерывами, чтобы совершенство власти делало необязательным её действительное отправление и чтобы архитектурный аппарат паноптикума был машиной, создающей и поддерживающей отношение власти независимо от человека, который её отправляет, – короче говоря, чтобы заключённые были вовлечены в ситуации власти, носителями которой они сами же являются. Нет нужды в постоянном надзоре, поскольку важно лишь то, чтобы заключённый знал, что за ним наблюдают. Бентам сформулировал принцип, согласно которому власть должна быть видимой и недоступной для проверки. Видимой: заключённый всегда должен иметь перед глазами длинную тень центральной башни, откуда за ним наблюдают. Недоступной для проверки: заключённый никогда не должен знать, наблюдают ли за ним в данный конкретной момент, но должен быть уверен, что такое наблюдение всегда возможно. Паноптикум – машина для разбиения пары "видеть – быть видимым": человек в кольцеобразном здании полностью видим, но сам никогда не видит; из центральной башни надзиратель видит всё, но сам невидим. Паноптикум действует как своего рода лаборатория власти. Благодаря обеспечиваемым им механизмам наблюдения он выигрывает в эффективности и способности воздействовать на поведение людей". Этот проект машины абсолютной власти произвёл такое сильное впечатление на думающих людей, что её образ в виде постоянно преследующего кошмара стал переходить из одной антиутопии в другую. В романе Евгения Замятина "Мы" люди живут в совершенно прозрачных домах – со стеклянными стенами и полами.
В романе Джорджа Оруэлла "1984" прозрачность достигается с помощью телевидения с обратной связью. В каждой комнате установлен телеэкран, который работает на приём и передачу; "Он ловил каждое слово, если его произносили не слишком тихим шепотом; мало того, покуда Уинстон оставался в поле зрения мутной пластины, он был не только слышен, но и виден. Конечно, никто не знал, наблюдают за ним в данную минуту или нет. Часто ли и по какому расписанию подключается к твоему кабелю полиция мыслей – об этом можно было только гадать. Не исключено, что следили за каждым – и круглые сутки. Во всяком случае, подключиться могли когда угодно. Приходилось жить – и ты жил, по привычке, которая превратилась в инстинкт, – с сознанием того, что каждое твое слово подслушивают и каждое твое движение, пока не погас свет, наблюдают". Слово "паноптикум" в переводе с греческого буквально означает "всё-видеть". Для того, чтобы приручить людей к абсолютной прозрачности, её подают в виде игры – популярных реалити-шоу порой с очень красноречивыми названиями – "За стеклом", "Большой Брат". Зрители пока не подозревают, что уже близок тот момент, когда и они окажутся в зоне "всё-видимости". Те, кто предупреждает их об угрозе электронного концлагеря, кажутся странными чудаками, борцами с ветряными мельницами. И мало кто знает, что проект чудовищной машины власти, от всевидящего ока которой невозможно укрыться, – отнюдь не фантазия, он уже давно создан идеологами либерализма. Просто до сих пор не было средств для воплощения его в жизнь. Но теперь такие технические средства появились...(Источник: http://www.rus-imperia.com/12_2006/morals1.html)
4) Око Власти (цит. по Фуко Мишель Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью - М.: Праксис, 2002. - 384 с. - (Серия 'Новая наука политики'). С.220-247) ... М. Фуко: Я бы сказал, что Бентам - это дополнение к Руссо. Какова, в самом деле, та руссоистская мечта, что вдохновляла стольких революционеров? Мечта о прозрачном обществе, одновременно видимом и читаемом в каждой из его частей; мечта о том, чтобы больше не оставалось каких-либо тёмных зон, зон, устроенных благодаря привилегиям королевской власти, либо исключительными преимуществами того или иного сословия, либо, пока еще, беспорядком; чтобы каждый с занимаемой им точки мог оглядеть всё общество целиком; чтобы одни сердца сообщались с другими; чтобы взгляды больше не натыкались на препятствия; чтобы царило мнение, мнение каждого о каждом. По этому поводу Старобинский написал весьма занимательные страницы в своих книгах: "Прозрачность и препятствие" и "Изобретение свободы".
Бентам - это одновременно что-то вроде этого и нечто совершенно противоположное. Он ставит вопрос о видимости, но при этом думает о какой-то видимости, целиком устроенной вокруг одного господствующего и наблюдающего взгляда. Он приводит в действие замысел всеохватывающей видимости, которая разворачивалась бы на пользу строгой и дотошной власти. Так к великой руссоистской теме (которая была своего рода лирикой Французской революции) подключается техническая идея осуществления некоей "всепросматривающей" власти, которой был одержим Бентам, причём эти двое прекрасно дополняют друг друга, и всё работает: и лирическая восторженность Руссо, и одержимость Бентама.
М. Перро: В "Паноптикуме" есть такое выражение: "Каждый товарищ становится наблюдающим".
М. Фуко: Руссо наверняка сказал бы обратное: "Пусть каждый наблюдающий станет товарищем". Загляните в "Эмиля", там наставник Эмиля является наблюдающим, и потому надо, чтобы он превратился в товарища.
Ж.-П. Барру: Однако Французская революция не только не прочла здесь ничего даже похожего на то, что мы вычитываем сегодня, но и, ко всему прочему, открыла для себя в замысле Бентама и определенные гуманитарные цели.
М. Фуко: Верно, ведь когда Французская революция задавалась вопросом о новом правосудии, что же для неё должно было стать его движущей силой? - Общественное мнение. Однако его задача заключалась не в том, чтобы люди подвергались наказаниям, но в том, чтобы они не могли бы даже плохо себя вести, настолько они бы чувствовали себя погружёнными, брошенными в среду полной видимости, где мнение других, взгляд других, рассуждение других удерживали бы их от того, чтобы творить зло или причинять вред. В сочинениях времён Французской революции эта тема присутствует постоянно.
... М. Фуко: ...Власть, главной движущей силой которой станет общественное мнение, не сможет терпеть ни одной затенённой области. И если замысел Бентама привлек к себе внимание, то это произошло потому, что он давал применимую к большому числу различных областей формулу, так сказать, "власти через прозрачность", покорения посредством "выведения на свет". Паноптикум - это в некотором роде использование образа "замка" (каланчи, окружённой стенами) для того, чтобы парадоксальным образом сотворить пространство развёрнутой и подробной различимости.
Ж.-П. Барру: И столько же тёмных мест в человеке хотел бы увидеть исчезнувшими этот век Просвещения!
М. Фуко: Безусловно.
М. Перро: В то же самое время нас весьма изумляют технологии власти, существующие внутри паноптикума. По сути, это взгляд, но это также и слово, ибо в нём имеются знаменитые стальные трубы (необычайное изобретение), которые связывают главного надзирателя с каждой из тех камер, где могут находиться, как нам говорит Бентам, не только один заключённый, но и небольшие группы заключённых. Значимость подобного устрашения в конечном счете также отчетливо выражена в работе Бентама, он говорит: "Необходимо беспрестанно быть на глазах у надзирателя, что на самом деле и будет означать утрату возможностей творить зло и почти полную утрату мысли желать его", - и тут мы окунаемся в само средоточие всех забот Французской революции: воспрепятствовать людям творить зло, отнять у них самое желание его совершать, ибо этим подытоживается всё: не мочь и не хотеть.
М. Фуко: Здесь мы говорим о двух вещах: о взгляде и об интериоризации взгляда, а, по сути дела, не вопрос ли это о стоимости власти? Ведь власть, и в самом деле, никогда не осуществляется без того, чтобы она чего-то не стоила. Очевидно, что существует её экономическая цена, и Бентам говорит о ней: "сколько же надо платить надсмотрщикам?" А сколько в таком случае будет стоить машина? Но ведь есть цена и собственно политическая. Если мы ведём себя слишком необузданно, то навлекаем на себя опасность вызвать бунты, а если наше вмешательство происходит лишь от случая к случаю, то возникает опасность того, что в подобных промежутках могут развиться явления сопротивления и непокорности, политическая цена которых будет ещё более высока. Именно так действовала монархическая власть. К примеру, в руки правосудия в ту пору попадалась лишь смехотворная доля преступников, из чего оно делало вывод: надо, чтобы наказание было ярким, дабы другим было неповадно. И эта власть носила насильственный характер потому, что обеспечивать задачи непрерывности ей приходилось силой примера. Против этого и возражали новые теоретики XVIII века, утверждая, что эта власть слишком дорога и приносит слишком мало плодов. Слишком большие расходы идут на насилие, которое в конечном счете не обладает назидательной значимостью, и потому приходится всё более умножать насильственные действия, множа тем самым бунты.
М. Перро: Именно это происходило во время беспорядков у эшафотов.
М. Фуко: Вместо всего этого мы имеем взгляд, который потребует очень мало расходов. Никакой потребности в оружии, в физическом насилии, в материальном принуждении. Просто наблюдающий взгляд. Взгляд, с которым каждый, ощущая, как он тяготеет над ним, придёт в конце концов к тому, что интериоризирует его настолько, что будет наблюдать самого себя, и, таким образом, каждый будет осуществлять подобное наблюдение над самим собой и против самого себя. Великолепная формула: непрерывная власть и в конечном счёте смехотворная цена! Когда Бентам оценивает свою находку, он думает, что это - колумбово яйцо в политическом строе, формула, точь-в-точь обратная формуле монархической власти. На самом же деле в технологиях власти, развившихся в современную эпоху, взгляд имел достаточно большое значение, но, как я уже говорил, он был далеко не единственным и даже не главным средством.
... М. Фуко: ...Буржуазия прекрасно понимает, что нового законодательства или новой конституции совершенно недостаточно для того, чтобы обеспечить её гегемонию; иными словами, она понимает, что необходимо изобрести какую-то новую технологию, которая будет обеспечивать "омовение" воздействиями власти всего общественного тела целиком, вплоть до его мельчайших пор. Именно так буржуазия не только провела политическую революцию, но и сумела установить общественную гегемонию, от которой с тех пор она так никогда и не отказывалась. Благодаря этому все упомянутые выше изобретения оказались столь значимыми, и Бентам, несомненно, является одним из самых ярких примеров среди всех этих изобретателей технологии власти.
Ж.-П. Барру: Между тем трудно понять, способно ли пространство, устроенное в соответствии с проектом Бентама, приносить кому-либо пользу: и тем, кто находится в средней башне, и тем, кто лишь посещает ее. Возникает чувство, будто мы столкнулись с каким-то адским миром, из которого никто не может вырваться, - ни те, за кем надзирают, ни те, кто надзирает.
М. Фуко: Именно это, вне всякого сомнения, и является самым дьявольским, как в самой идее, так и во всех её применениях, для которых она послужила поводом. Здесь нет такого могущества, которым полностью кто-то наделялся и которое он самостоятельно и безраздельно осуществлял бы над другими, ибо это машина, которая охватывает весь мир, как тех, кто осуществляет власть, так и тех, над кем эта власть осуществляется. Такова, как мне кажется, характерная черта тех обществ, которые возникают в XIX веке. Власть по своей сущности больше не отождествляется с обладающим ею индивидом, который осуществлял бы её по праву своего рождения; она превращается в какую-то машинерию, у которой нет владельца. Конечно же, в такой машине несколько человек не могут занимать одно и то же место, поскольку некоторые из мест являются решающими и позволяют оказывать превосходящие воздействия. Так что эти места становятся способными обеспечивать классовое господство в той самой мере, в какой они отделяют власть от индивидуального могущества.
... М. Фуко: Никому нельзя оказывать доверие в той мере, в какой никто не может и не должен быть тем, чем в прежней системе был король, то есть истоком власти и правосудия. Это предполагала теория монархии. Королю необходимо было оказывать доверие. Своим собственным угодным Богу существованием он был истоком правосудия, закона, власти. В его лице власть могла быть только благом и злой король был равнозначен историческому бедствию, либо каре безусловно благого владыки, Бога. Между тем если власть устроена как действующая благодаря сложным механизмам машина, в которой определяющим фактором является именно место каждого, а отнюдь не его природа, можно никому не оказывать доверия. Если бы машина была такой, что кто-либо оказывался вне её или же брал в ней на одного себя ответственность по её управлению, то тогда власть отождествлялась бы с конкретным человеком и от неё вернулись бы к власти монархического типа. В паноптикуме же каждый в соответствии с его местом наблюдается всеми остальными или же только некоторыми, и потому мы имеем дело с аппаратом полного и кругового недоверия, поскольку здесь отсутствует какая-либо безусловная точка зрения. Совершенство наблюдения - это итог недоброжелательства.
Наблюдение через окна башни над всеми - непрерывная последовательность взглядов, которая вынуждает думать о том, чтобы "каждый товарищ стал наблюдающим", до такой степени, что на самом деле слегка кружится голова от ощущения, что сталкиваешься с изобретением, с которым не в состоянии справиться даже её создатель. Ведь вначале сам Бентам хочет оказать доверие единственной власти: власти центральной. Но, читая его, вдруг задаешься вопросом: кого же Бентам помещает в башню? Не Божье ли это око? Но Бог почти не присутствует в его сочинении, и религии отводится лишь второстепенная роль. Тогда кто же? В конце концов, нельзя не признать, что уже сам Бентам не вполне хорошо понимает, кому доверить власть.
... М. Перро: ...Не является ли паноптикум Бентама в то же время в какой-то степени также иллюзией власти?
М. Фуко: Это иллюзия, свойственная почти всем реформаторам XVIII века, которые наделяли общественное мнение слишком большим могуществом. Общественное мнение-де может быть только благом, поскольку оно является непосредственной совестью общественного тела в целом, и они полагали, что люди станут добродетельными благодаря тому, что на них будут смотреть. Общественное мнение казалось им подобным самопроизвольному пересмотру и осовремениванию договора. Они не учитывали действительных условий существования общественного мнения, не учитывали средств массовой информации, той материальной составляющей, что включена в механизмы хозяйствования и власти в виде газет, издательств, а впоследствии кино и телевидения.
М. Перро: Когда вы говорите, что они не принимали в расчёт средства массовой информации, вы хотите сказать, что они не признавали, что им самим необходимо будет проходить через средства массовой информации.
М. Фуко: И что эти средства массовой информации обязательно будут управляться группами, руководствующимися хозяйственными и политическими интересами. Они не замечали материальных и экономических составляющих общественного мнения. Поскольку считали, что мнение справедливо по самой своей природе, что оно будет распространяться само собой, что оно является своеобразным видом демократического наблюдения. По сути дела, именно журналистика (главное изобретение XIX века) сделала очевидным для всех утопический характер всей этой политики взгляда. ... М. Перро: Иначе говоря, а также вновь возвращаясь к паноптикуму, Бентам не только измышляет некое утопическое общество, но еще и описывает общество существующее.
М. Фуко: Он описывает в утопии общую систему различных частных механизмов, которые существуют в действительности.
М. Перро: И для узников овладение срединной башней не имеет смысла?
М. Фуко: Нет, имеет. При условии, что это не будет окончательным смыслом всей операции. Ведь не полагаете же Вы, что с узниками, вводящими в действие паноптическое устройство и заседающими в башне, было бы намного лучше иметь дело, чем с надзирателями?
см. полный текст здесь>>
|
