Такую производительность, конечно, нельзя удержать постоянной. Это был рекорд, напряжение всех сил. Тем важнее, что этот «рекорд» рабочие ставили не за деньги, а в качестве бесплатной помощи своему государству.

Ленин писал для марксистской аудитории и называл субботники «ростками коммунизма», «переход к новой трудовой дисциплине». Но был ли субботник таким невиданным ранее явлением?

Откроем социологическое исследование А.Н. Энгельгардта «12 писем из деревни», написанное в 70-80-х гг. XIX века. В письме третьем Энгельгардт описывает работу «на чести»: «Работа «на чести», толокой, производится даром, бесплатно; но, разумеется, должно быть угощение, и, конечно, прежде всего водка. Загадав рубить капусту, чистить бураки и пр., Авдотья приглашает, «просит» баб притти на «помочи». Отказа никогда не бывает: из каждого двора приходит по одной, по две бабы, с раннего утра. Берут водки, пекут пироги, заготовляют обед получше, и если есть из чего, то непременно делают студень — это первое угощение. «Толочане» всегда работают превосходно, особенно бабы, — так, как никогда за поденную плату работать не станут. Каждый старается сделать как можно лучше, отличиться, так сказать. Работа сопровождается смехом, шутками, весельем, песнями. Работают как бы шутя, но, повторяю, превосходно, точно у себя дома. Это даже не называется работать, а «помогать».

Бесплатная работа «из чести», в качестве помощи, широко применялась русским крестьянством задолго до революции. Как и на ленинских субботниках, трудящиеся показывали на ней более высокую производительность и качество, чем во время обычной работы за плату. Но главное, на такую работу крестьяне выходили и тогда, когда за деньги работать даже не стали бы.

Энгельгардт описывает случай, произошедший с ним в первую же весну его жизни в деревне. Разливом реки размыло плотину и испортило дорогу. По его расчету, работа по починке дороги оценивалась в 30 рублей, которые он и предложил соседним крестьянам. Однако крестьяне запросили очень высокую цену – 100 рублей, иначе наотрез не соглашались работать. Один крестьянин объяснил ему, что крестьяне не хотят работать за деньги, но готовы сделать это «из чести», для установления добрососедских отношений:

— Конечно, цена хороша, да мужик-то «из чести» скорее сделает. Да позвольте, вот я сам: за деньги совсем не поеду на такую работу, а «из чести», конечно, приеду, да и много таких. «Из чести» все богачи приедут; что нам значит по человеку да по лошади с двора прислать? время теперь свободное, — все равно гуляем.

— Постой, но ведь хозяйственные же работы полевые все на деньги делаются?

— Хозяйственные, то другое дело. Там иначе нельзя.

— Не понимаю, Степан.

— Да как же. У вас плотину промыло, дорогу попортило — это, значит, от Бога. Как же тут не помочь по-соседски? Да вдруг у кого — помилуй Господи — овин сгорит, разве вы не поможете леском? У вас плотину прорвало — вы сейчас на деньги нанимаете, значит, по-соседски жить не желаете, значит, все по-немецки на деньги итти будете. Сегодня вам нужно плотину чинить — вы деньги платите; завтра нам что-нибудь понадобится — мы вам деньги плати. Лучше же по-соседски жить — мы вам поможем, и вы нас обижать не будете. Нам без вас тоже ведь нельзя: и дровец нужно, и лужок нужен, и скотину выгнать некуда. И нам, и вам лучше жить по-соседски, по-божески».

Нам, выросшим на западной политэкономии, как и Энгельгардту, непонятно, почему крестьяне отказались от денег, но охотно работали «из чести».

Для этого необходимо пояснить, что общества можно разделить на два типа: производящие для существования (общества незападного типа, традиционные) и производящие меновые стоимости (общества западного типа, рыночные). О рыночном обществе мы поговорим в следующей статье. Сейчас же рассмотрим общества незападного типа, к которым относились и дореволюционная Россия, и СССР.

В таких обществах действует правило, выведенное А.В. Чаяновым в работе «Теория крестьянского хозяйства»: в традиционном обществе люди работают не с максимальной производительностью труда, а лишь настолько интенсивно, чтобы их семья достигала социально приемлемого уровня. Чем больше потребителей приходится на каждого работника в семье, тем интенсивнее каждый работник будет трудиться. В семьях, в которых много маленьких детей, но мало взрослых, работники могут трудиться в 2 раза больше, чем в семьях, где много взрослых, но мало детей. Вот почему зажиточные крестьяне у Энгельгардта не видели смысла в работе за деньги – ведь социально приемлемый уровень уже был достигнут ими.

Рис.1. Правило Чаянова.

Правило Чаянова действует в любом обществе незападного типа. Однако если бы это правило действовало в незападном обществе всегда и без исключений, то само общество не смогло бы существовать. У него не было бы излишков продукции, перераспределяемых для содержания социальных институтов, для коллективной деятельности. И даже поддержать своих жителей в неурожайные годы такое общество было бы неспособно. Общество, которое не создает излишков и не перераспределяет их, легко распадается. Его члены не видят смысла в объединении, поскольку никаких функций защиты от различных угроз такое общество не выполняет.

Антрополог Роберт Карнейро пишет, что общины примитивных народов распадаются из-за внутренних раздоров гораздо раньше, чем деление станет необходимым из-за недостатка земли и прочих ресурсов в окрестностях деревни: «Я бы хотел поспорить, что фактором куда большей важности являлась легкость и частота распада деревень, не связанная с жизнеобеспечением [т.е. с техническими приемами жизнеобеспечения]... Легкость, с которой это явление происходит, наводит на мысль, что деревни редко могут получить шанс так увеличить свое население, что оно окажется тяжелой нагрузкой для несущей способности земли.

Напротив, большой излишек продукции, перераспределяемый в общественных интересах, способствует стабильности и росту общества. Антрополог Д. Мало так пишет об этом: «Короли [высшие вожди отдельных островов] практиковали сооружение складов, в которых хранилась пища, рыба, тапа [одежда из коры] и всевозможные другие товары. Эти склады были построены Калаимоку [главный управляющий вождя] как средство сохранить согласие и предотвратить разбегание. …люди думали, что в складах есть еда, и слушались короля. Как крыса никогда не оставит сундука, в котором, по ее мнению, есть еда, люди никогда не оставят короля, пока думают, что в его складе есть еда».

Итак, для поддержания своего существования и, тем более, для роста обществу необходимо интенсифицировать труд своих членов, чтобы они создавали излишки продукции, которые затем перераспределялись бы для совместных нужд.

Каждое общество по-своему выполняет эту задачу. Материальные стимулы, как мы видели, малоэффективны. Выжать прибавочный продукт можно лишь из благополучных семей, находящихся в самом низу чаяновской прямой. А у них уже все есть и им больше ничего не нужно. Дополнительный заработок может заинтересовать лишь бедняков, которые и так трудятся на пределе. Поэтому практически во всех обществах незападного типа интенсификация достигается культурными механизмами.

Например, в меланезийских примитивных обществах существует особый социологический тип – бигмены. Это люди с амбициями, имеющие признанный авторитет в межличностных отношениях, создающие вокруг себя группы последователей. Культурный фактор интенсификации здесь состоит в том, что бигмены трудятся ради своего престижа в обществе и удовлетворения своих политических амбиций. Поэтому интенсивность их труда близка к предельной, а не определяется правилом Чаянова. Так что при изучении интенсивности труда в таких обществах можно наблюдать разделение семей на две «популяции»: трудящихся в соответствии с правилом Чаянова и бигменов (а также членов их домохозяйств), трудящихся на пределе своих возможностей. На графике распределения возникает так называемый «рыбий хвост»:

Рис. 2. Интенсивность труда в обществе с бигменами

Излишки продукции, производимой бигменами, накапливаются, а затем раздаются ими для демонстрации своих способностей и увеличения их популярности в обществе. Бигмены излишками своего труда стабилизируют общество, способствуют его росту и защите его членов от разного рода бедствий.

Другая реализация стратегии интенсификации и перераспределения в обществе – это институт вождей. Введение института вождей дает преимущества в интенсификации труда: вождю подчиняются в силу его положения, его экономическая власть полагается ему по наследству. Как следствие, общества с таким институтом на 2-3 порядка больше, чем общества с бигменами.

Вождь широко применяет культурные механизмы интенсификации, например, налагая табу на урожай какой-либо культуры – для использования ее в коллективных целях. «Посмотрите, например, какое влияние на «фонд власти» оказывали широко распространенные привилегии вождя, связанные с его титулярным владением землей, скажем, табу на урожай какой-либо культуры, резервирующее его для какого-либо коллективного проекта. При помощи табу вождь направляет производственный процесс: дворы в его владениях должны обращаться к другим средствам существования. Он дает стимул производству двора – в отсутствии табу прибавочный труд был бы не необходим», – пишет антрополог М. Салинз.

Накопление излишков продукции у вождя далеко не всегда означает его личную алчность. Напротив, многочисленные наблюдения можно резюмировать словами антрополога Раймонда Фёрса: «За вождями признавалось право контролировать большое количество пищи и немалое число ценностей, хранимых в их домах... Но ожидалось, что запасы эти будут использованы во благо народа». Излишки продукции, созданные обществом, вождь изымает и накапливает, но обязан также и перераспределять для общественных целей.

По мере роста общества создают различные структуры интенсификации труда, накопления и перераспределения. Обычно все они узаконены или даже управляются государством. Вот свидетельства Марко Поло о перераспределении в Китае:

«Когда великий государь знает, что хлеба много и он дешев, то приказывает накупить его многое множество и ссыпать в большую житницу; чтобы хлеб не испортился года три-четыре, приказывает его хорошенько беречь. Собирает он всякий хлеб: и пшеницу, и ячмень, и просо, и рис, и черное просо, и всякий другой хлеб; все это собирает во множестве. Случится недостача хлеба, и поднимется он в цене, тогда великий государь выпускает свой хлеб вот так: если мера пшеницы продается за бизант, за ту же цену он дает четыре. Хлеба выпускает столько, что всем хватает, всякому он дается и у всякого его вдоволь. Так-то великий государь заботится, чтобы народ его дорого за хлеб не платил; и делается это всюду, где он царствует.»

В дореволюционной России интенсификацией и накоплением ресурсов занимались помещики. Вот что пишет историк Л.В. Милов: «Так, в инструкции [помещика] Артемия Волынского предписывается: "По вся годы (то есть в удобных, необходимых случаях, — Л. М.) свидетельствовать бедных мужиков, от чего он обеднял, а ежели не от лености, не от пьянства припала ему скудость, — таких ссужать хлебом всяким", "и когда потом поспеет хлеб, оной, данной ему, от него взять, а прибыль ему отдать". "И так во всех деревнях ссужать крестьян..." "Тако же хотя которые от своего непотребства и от лености обнищали, и тех ссужать. Однако ж — с наказанием, дабы впредь даром хлеба есть не повадно было».

А после реформы 1861 года самим крестьянам уже приходилось применять культурные механизмы интенсификации и перераспределения, чтобы использовать накопленные помещиками ресурсы в общественных целях. Вот почему крестьяне Энгельгардта готовы были работать бесплатно для установления добрососедских отношений с помещиком: ведь у него были необходимые им ресурсы – лес, луг, земля.

Советское государство смогло интенсифицировать труд и перераспределять ресурсы в общественных интересах гораздо лучше, чем Российская империя. Широко используя культурные механизмы интенсификации, государство создало свою «трудовую аристократию» – стахановское движение. Субботники и другие общественные работы воспроизводили крестьянские традиции «толоки». Рекордная производительность труда, достигаемая на таких работах, задавала высокую планку, которую затем стремились достичь и в обыденной жизни.

Культурные механизмы интенсификации были задействованы и во время индустриализации, и во время войны, и во время послевоенного восстановления. Длительная высокая производительность труда в это время достигалась за счет культурной мотивации к строительству, победе, восстановлению хозяйства.

Индустриализация, проведенная в кратчайшие сроки, победа в войне, восстановление страны, грандиозное строительство и экономический рост 70-х-80-х – вот результаты умелой интенсификации и перераспределения ресурсов на благо всего общества.

Кроме культурных механизмов интенсификации в советском обществе действовали и другие механизмы. Следствием индустриализации стало использование передовых технологий, что вывело интенсификацию труда на новый уровень. Индустриализация также в массовом порядке ввела фабричную организацию труда. Интенсивность стала определяться не столько самим работником, сколько планированием и технологическим процессом. Рабочему за конвейером необходимо работать с определенной скоростью независимо от благополучия семьи. А директору завода сверху спускался план, который необходимо было выполнить, – так интенсифицировался труд всего предприятия. В итоге сама организация производства способствовала интенсификации труда. В большинство технологических процессов сразу было встроено перераспределение ресурсов в общественных целях: так, создание, например, ракетных комплексов «Тополь-М» необходимо исключительно в общественных целях и не предполагает личного использования.

Вера населения в справедливость и рациональность такой организации труда и перераспределения ресурсов была важным культурным фактором интенсификации.

При том, что советская модернизация привела к использованию фабричных технологий и массовой интенсификации труда, советский человек в своих потребностях оставался человеком незападного общества и продолжал жить в соответствии с широко понимаемым правилом Чаянова: для него было важно достичь социально приемлемого уровня жизни, а не гнаться за большим заработком.

Более того, и в наше время большинство людей продолжают жить в соответствии с этим правилом. По словам известного социолога Юрия Левады, «средний человек, условно говоря, за олигархами и за западными звездами не гонится. Он гонится за своим соседом, который немножко лучше живет. У соседа есть квартира с лишней комнатой, и я хочу квартиру, чтобы там была еще одна комната. У него есть более приличная машина, и я хочу более приличную машину и т.д… Насчет работы: мы спрашивали людей, могли бы они работать лучше? − Могли бы, да смысла нет».

Человек по своей сути остался прежним, но государство в современной России перестало задействовать культурные механизмы интенсификации труда. Более того, государство отказалось от своей роли в интенсификации и накоплении, отдав ее рыночным структурам и механизмам. О рыночных механизмах интенсификации, накопления и перераспределения мы поговорим в следующей статье. Здесь же хотелось бы отметить два важнейших момента.

Первое. Руководители нашего государства из идеологических соображений наложили запрет на интенсификацию производства со стороны государства, и общество стало создавать существенно меньше продукции, чем в советское время. Упало производство почти всех видов продукции. Наиболее показательный фактор – снижение численности рабочих в промышленности: численность снизилась более чем в 2 раза по сравнению с 1986-1988 годами (см. Кара-Мурза С., Батчиков С., Глазьев С. «Куда идёт Россия. Белая книга реформ», 2008 г.). Произошла деиндустриализация. Были утрачены многие современные технологии. Вследствие этого уменьшились возможности перераспределения продукции для общественных нужд. А это в свою очередь снизило возможность государства противостоять разного рода угрозам.

И второе. Государство, неспособное противостоять угрозам, становится нежизнеспособным, а неспособное к перераспределению – ненужным ни населению страны, ни предпринимателям. Грянул экономический кризис, но правительство избегает взять на себя интенсификацию производства и решение хозяйственных проблем страны. Кремль заявляет предприятиям, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих, а «неэффективные предприятия» должны умереть.

В рамках либеральной идеологии принято рассматривать предприятия только как инструмент предпринимателя для получения прибыли за счет эксплуатации населения. Но предприятия − это прежде всего, система жизнеобеспечения народа. Закрытие предприятий это удар не столько по карману отдельных предпринимателей, сколько по народному хозяйству в целом. Это разрыв технологических цепочек и зачастую − угроза суверенитету государства.

Чувствуя эти угрозы и не находя поддержки в Кремле, предприниматели обращаются к региональным властям и те пытаются решить проблемы доступными им средствами, замыкая производственно-технологические цепочки внутри регионов. Но это не решает проблем общества, а толкает регионы к сепаратизму.

Из этой ситуации есть два выхода: либо государство, самоустраняясь от интенсификации и перераспределения, приведет Россию к развалу, либо предприниматели и региональные власти заставят Кремль отложить погремушку ночного сторожа и честно выполнять свои обязанности.

Источник: http://www.orossii.ru/content/view/149/10008/